Когда Стилу исполнилось четыре, вспыхнула война, и поток подарков иссяк, видимо, у Китиары появились более важные дела... Я слышала истории о Темной Госпоже... Как она возвысилась вместе с лордом Ариакасом, командующим армиями Зла. И помнила, как Китиара сказала мне, что, когда Стил станет достаточно взрослым для сражений, она возвратится за ним...
Я смотрела на мальчика, который к своим четырем годам был уже выше, сильнее и умнее, чем большинство его сверстников. Если его долго не было, я знала, что искать надо в таверне, где он раскрыв рот слушает рассказы о битвах солдат и наемников. Они открыто смеялись над Соламнийскими Рыцарями, называя их слабаками, прячущимися за тяжелыми доспехами, — мне не нравились такие истории, кроме того, наше селение было маленьким и слабым, и я боялась приближающихся сил Темной Королевы.
Потом я уехала. С сыном. — Сара жестко посмотрела на Карамона, словно бросая вызов.— И отправилась в сторону Палантаса. Там, думала я, мы будем в безопасности, а мальчик вырастет среди соламнийцев, узнает о Кодексе и Мере. Я думала, их мощь могла бы... — всадница сделала паузу и тяжело вздохнула, прежде чем продолжить, — могла бы противостоять растущей в Стиле тьме.
— В ребенке? — изумленно переспросила Тика.
— Именно в нем. Вы можете подумать, что я, зная его историю, все это надумала, но, клянусь именами светлых Богов, произнести которые теперь не имею права без наказания, я буквально видела сражение за его душу! Каждая добрая черта была пропитана злом, каждый злой поступок золотился добрыми намерениями. Я видела это тогда, вижу и теперь, но явственнее!
Сара опустила голову и смахнула непрошеную слезу с бледной щеки. Тика тепло обняла ее, а Карамон взволнованно поднялся и встал рядом, позволяя женщине закончить рассказ.
— Именно в Палантасе я впервые услышала рассказы других рыцарей о Стурме Светлом Мече, в основном презрительные. Как говорили, тот связался с чужеземцами — девицей-эльфийкой, кендером и гномом, — бросая вызов власти. Но простые люди любили Стурма, как ненавидели и боялись многих других рыцарей. Я говорила о Стурме со Стилом, пользовалась каждой возможностью, чтобы направлять мальчика по благородному пути отца...
— Так он узнал правду? — вмешался Карамон. Сара покачала седеющей головой:
— Как я могла? Это лишь смутило бы его. Как ни удивительно, но Стил ни разу не спросил меня о том, кто его родители. Я никогда не скрывала, что я лишь приемная мать, — слишком многие знали правду. Но я всегда жила, да и сейчас живу, в страхе перед вопросом: «Кто мои настоящие отец и мать?»
— Хочешь сказать, — удивленно начал Карамон, — он до сих пор не знает?!
— Теперь он знает имя матери, они позаботились сказать ему правду. Но никогда не спрашивал имя отца, возможно, он думает, оно мне неизвестно...
— Или не желает знать, — предположила Тика.
— А мне кажется, он должен узнать правду, — упорствовал Карамон.
— Зачем? — Сара бросила на него ожесточенный взгляд. — Вспомни битву за Башню Верховного Жреца. Как ты знаешь, рыцари победили, Повелитель Драконов Китиара была отброшена, хотя и страшной ценой. Она убила Стурма Светлого Меча, убила без жалости, как одного из защитников цитадели. Я была крайне испугана, услышав эту весть, представьте, что я испытала — смотреть на Стила и знать, что его мать недавно убила отца. Как объяснить такие вещи ребенку, когда даже у меня они не укладываются в голове?
— Не знаю, — уныло вздохнул Карамон, — просто не знаю...
Сара продолжала:
— В Палантасе мы прожили до самого конца войны, а затем меня охватил новый страх — ведь Китиара могла начать искать сына. Может, она и пыталась, но не сумела нас найти. Спустя некоторое время я услышала историю о дружбе Китиары с магом-эльфом Даламаром, учеником ее брата Рейстлина, который теперь стал хозяином Башни Высшего Волшебства в Палантасе.
Лицо Карамона стало серьезным и задумчивым, как всегда, когда при нем упоминалось имя близнеца.
— Извини, Карамон, — мягко продолжала Сара, — но когда я услышала о Рейстлине, то не могла думать ни о чем ином, кроме темной крови, бегущей в жилах моего ребенка. А, как мне казалось, Стил погружался в тень с каждым днем все больше. Он не походил на сверстников даже в забавах — все дети играли в войну, но для Стила война была не игрой... Скоро приятели отказались играть с ним — он слишком сильно избивал их...