НАСЛЕДИЕ
Глава первая
Карамон стоял посреди залы, облицованной черным обсидианом. Она была такой большой, что потолок терялся в темноте. Никаких колонн, ни одного видимого окна. Тем не менее помещение наполнял бледный свет, холодный и унылый, не дающий тепла. Карамон никого не видел, не слышал ни единого звука среди тишины столетий, но знал, что он здесь не один. Силач чувствовал, что за ним давно следят, и спокойно ожидал, пока невидимые наблюдатели решат начать разговор.
Вспоминая о них, Карамон улыбнулся, но мысленно — для следивших за ним глаз лицо воина оставалось спокойным и бесстрастным — на нем не читалось ни слабости, ни печали, ни горьких сожалений. Воспоминания словно касались сознания силача мягкими и нежными руками.
Карамон жил в мире с самим собой — вот уже двадцать пять лет.
Словно прочитав мысли силача, те, о ком он думал, внезапно обнаружили свое присутствие. Свет не стал ярче, глаза не стали видеть лучше, темнота не отступила — не изменилось ничего. Но Карамон, стоявший неподвижно уже четверть часа, ощутил приближение посторонних так отчетливо, словно сам был одним из вошедших в залу. Перед ним возникли две фигуры, облаченные в мантии. Эти двое, как и белый магический свет, и древнее безмолвие, являлись частью иного мира. Карамон навсегда останется для них чужаком.
— Мы рады снова приветствовать тебя в Башне, Карамон Маджере, — прозвучал голос.
Силач молча поклонился. Он, как ни старался, не мог вспомнить имя этого человека.
— Юстариус, — подсказал незнакомец, улыбнувшись. — Да, много лет прошло со времени нашей последней встречи, и в недобрый час она произошла. Я не удивлен, что ты позабыл меня. Присаживайся.
Перед Карамоном появилось массивное резное кресло из дуба.
— Ты долго путешествовал и, должно быть, устал.
Силач уже открыл было рот, чтобы сказать, что вовсе не устал и что такое путешествие — ничто для человека, исходившего в молодости почти весь Ансалон, однако при виде мягких подушек кресла вдруг понял: его путешествие продлилось значительно дольше, чем в прошлый раз. Он ощутил боль в спине, доспехи потяжелели, ноги, казалось, были больше не в силах удерживать тело.
«Чего же мучаться? — подумал Карамон. — Сейчас я владелец гостиницы и у меня куча хлопот. Кто-то должен снимать пробу с блюд...»
Он грустно вздохнул, уселся в кресло, стараясь устроиться поудобнее, и усмехнулся:
— Видимо, старею.
— Всех нас это ждет, — кивнул Юстариус. — Вернее, большинство из нас, — поправился он, взглянув на сидящего рядом.
Под пристальным взглядом Карамона незнакомец откинул с лица расшитый рунами капюшон, явив знакомые эльфийские черты.
— Приветствую, Карамон Маджере, — произнес он.
— Здравствуй, Даламар, — спокойно кивнул силач, хотя при виде облаченного в черное мага в памяти пронеслись мрачные картины.
Даламар ничуть не изменился, лишь казался мудрее и сдержаннее. В возрасте девяноста лет он был магом-учеником, считавшимся, по понятиям эльфов, буйным и взбалмошным подростком. Двадцать пять прошедших лет значили для эльфов то же, что для людей — смена дня и ночи. Красавцу Даламару можно было дать от силы тридцать человеческих лет.
— Годы пощадили тебя, Карамон,— продолжал Юстариус. — Твоя гостиница «Последний Приют» — одна из самых процветающих на Кринне. Ты и твоя жена теперь уважаемые люди. Тика столь же прекрасна, как и всегда?
— Еще красивей, — вдруг охрипнув, ответил силач. Юстариус улыбнулся:
— У тебя пятеро детей — две дочери и три сына... Самообладание Карамона едва не дало трещину.
«Нет, — сказал он себе, — теперь они не властны надо мной». И глубже втиснулся в кресло, словно приготовившийся к натиску врага солдат — в окоп.