— Что?
— Своим поражением твой брат достиг того, к чему стремился. — Даламар криво улыбнулся. — В известном смысле он стал Богом...
— Палин, я настаиваю на объяснениях! Что происходит? — Танин встряхнул младшего брата.
— Ты слышал, о чем шла речь, — уклонился от прямого ответа Палин, кивнув на Юстариуса, который разговаривал с Карамоном. — Мы собираемся в путешествие в Палантас, к Башне Высшего Волшебства, где находится запертый портал... в который мы хотим заглянуть... Это все.
— А я тогда овражный гном! — зарычал Танин.
— Иногда ты рассуждаешь точно так же! — огрызнулся Палин, потеряв терпение, и сбросил с плеча руку брата.
Танин побагровел. В отличие от спокойного Стурма он унаследовал от матери не только локоны, но и ее характер. К тому же Танин серьезно относился к роли старшего брата — иногда чересчур серьезно, по мнению Палина. «Но это потому, что он меня любит», — напомнил себе юный маг.
Тяжело вздохнув, Палин обнял брата за плечи:
— Танин, теперь ты послушай меня — для разнообразия. Стурм прав. Я не рыдал, когда вы в первый раз уходили сражаться. По крайней мере, пока вы могли меня видеть. Но я проревел всю ночь, оставшись один, в темноте. Неужели я, по-твоему, не знал, что каждое наше расставание может быть последним? Сколько раз ты был ранен? В последней стычке стрела минотавра прошла в двух пальцах от твоего сердца!
Танин опустил голову.
— Это другое дело, — пробормотал он.
— Как сказал бы дедушка Тас: «Цыпленок со свернутой шеей и цыпленок с отрубленной головой — разные вещи, но цыпленку от этого не легче», — улыбнулся Палин.
Танин пожал плечами и попытался усмехнуться.
— Думаю, ты прав. — Положив руки на плечи брата, Танин пристально посмотрел в бледное лицо. — Пойдем домой, парень! Брось ты это! — зашептал он отчаянно. — Все это ничего не стоит! Если с тобой что-то случится, подумай, что будет с матерью... и отцом...
— Я знаю. — Глаза Палина наполнились слезами, хоть он и постарался скрыть это. — Я все продумал! Я должен это сделать, Танин, постарайся понять. Скажи маме, что я... я очень ее люблю. И сестренкам... Скажи им, что я привезу подарок, как вы со Стурмом всегда делали.
— Какой?! Мертвую ящерицу или какое-нибудь заплесневелое крыло летучей мыши?! — почти крикнул Танин.
Палин улыбнулся сквозь слезы:
— Придумай сам, ладно? А теперь иди, отец уже косится на нас.
— Береги себя, младший, и его тоже. — Танин посмотрел на Карамона. — Ему будет очень трудно.
— Знаю. — Палин вздохнул. — Верь мне, я знаю. Старший брат колебался. В глазах его еще светилась надежда отговорить Палина.
— Прошу тебя, — тихо сказал юный маг, — не надо. Шмыгнув носом, Танин обреченно махнул рукой, потрепал по голове Палина и отошел к стоявшему у выхода Стурму.
Юноша не отрываясь следил за ним, затем двинулся в противоположном направлении, к магам, чтобы засвидетельствовать свое уважение.
— Значит, Даламар побеседовал с тобой, — заметил Юстариус.
— Да, — мрачно подтвердил Палин. — Он сказал мне правду.
— Неужели? — удивился Данбар. — Запомни, парень, Даламар носит черную мантию. Он честолюбив. Если он что-то делает, то лишь потому, что в конечном счете это принесет ему пользу.
— Вы хотите опровергнуть его слова? Разве вы не собираетесь использовать меня как приманку, чтобы поймать дух Рейстлина, если он еще жив?
Юстариус взглянул на Данбара, тот лишь качнул головой.
— Иногда ты должен искать правду здесь, Палин, — ответил морской маг, протягивая руку и мягко касаясь груди юноши, — в своем сердце.
Палин хотел усмехнуться, но он знал, что должен относиться к столь могущественным чародеям с почтением, потому сдержался и лишь коротко поклонился.
— Даламар и отец ждут меня. Прощайте. Если Богам будет угодно, я вернусь через год-другой и пройду Испытание. Надеюсь, буду иметь честь увидеть вас обоих вновь.
От Юстариуса не ускользнули сарказм и язвительное, сердитое выражение лица юного мага. Он вспомнил другого юношу — с таким же сердитым и язвительным лицом, — пришедшего в Башню почти тридцать лет назад...
— Да пребудет с тобой Гилеан, — мягко произнес архимаг, кутаясь в мантию.
— Пусть Паладайн, Бог, в честь которого ты назван, ведет тебя, — присоединился к пожеланиям Данбар. — И помни, — добавил он, и веселая улыбка расколола черное лицо, — на случай, если никогда больше не увидишь старого морского архимага, — скоро ты узнаешь, что лучше всего послужишь себе, служа миру.
Палин не отвечал. Еще раз поклонившись, он повернулся и отошел.
Пока юноша пересекал залу, ему показалось, что становится все темнее. На мгновение Палину почудилось, что он остался один — не было видно ни Даламара, ни братьев, ни отца... Но чем больше сгущалась тьма, тем ярче становилась на ее фоне белая мантия юного мага, наливаясь светом, словно первая звезда на вечернем небосклоне.