— Домой. — Рейстлин произнес это слово, словно пробуя на вкус. — Домой. Как часто я мечтал об этом. — Глаза архимага обратились на стену за порталом, призрачно поблескивая. — Особенно с приходом рассвета...— Глядя на Палина из-под низко надвинутого капюшона, Рейстлин улыбнулся. — Да, племянник, — сказал он тихо,— думаю, что отправлюсь домой вместе с тобой. Мне нужно время, чтобы отдохнуть, восстановить силы, избавиться от... прежних грез. — Палин увидел, как потемнели глаза дяди при воспоминании о боли.
Закашлявшись, Рейстлин оперся на руку племянника. Юноша осторожно помог ему подойти к креслу. Посох Палин прислонил к стене. Устало опустившись в кресло, архимаг жестом попросил Палина налить еще вина.
— Мне нужно время... — продолжал он, смачивая губы. — Время, чтобы обучить тебя, ученик. Время, чтобы обучить тебя... и твоих братьев.
— Братьев? — удивился Палин.
— Конечно, мальчик. — Рейстлин посмотрел на Палина с усмешкой. — Мне нужны генералы для легионов. Твои братья будут идеальными...
— Легионов?! — закричал Палин. — Я не это имел в виду! Ты должен вернуться домой и жить с нами — в мире и спокойствии. Ты заслужил это! Ты пожертвовал собой ради мира...
— Я?! — оборвал его Рейстлин. — Я пожертвовал собой ради мира?! — Архимаг разразился ужасающим смехом, от которого тени в лаборатории бешено заплясали, подобно одурманенным дервишам. — О, они так обо мне сказали? — Рейстлин смеялся, пока не задохнулся. Приступ кашля, сильнее, чем до этого, обрушился на него.
Палин беспомощно смотрел, как корчится дядя, издевательский смех все еще звенел в его ушах. Когда приступ прекратился, Рейстлин вздохнул и слабым движением руки подозвал племянника ближе. Юноша ясно видел кровь на платке и серых губах архимага. Отвращение и ненависть поднялись в Палине, но он подошел ближе и, вынуждаемый магической притягательностью Рейстлина, опустился на колени.
— Знай, Палин! — с усилием, чуть слышно прошептал архимаг. — Я пожертвовал собой... собой... ради себя! — Откинувшись на спинку кресла, он вздохнул и дрожащей, испачканной в крови рукой ухватил белую мантию Палина.— Я видел... что я должен... кем должен стать... если одержу победу. Ничем! Это... был... конец. Выродиться... в ничто. Мир... мертв. Этим путем,— его рука слабо указала на стену и ужасный бассейн, глаза лихорадочно сверкнули, — был... все-таки... шанс для меня... вернуться...
— Нет! — закричал Палин, изо всех сил пытаясь вырваться из рук дяди. — Я не верю тебе!
— Почему — нет? — Рейстлин пожал плечами, голос его окреп. — Ты сам говорил им. Не помнишь, Палин? «Человек должен ставить магию на первое место, а мир — на второе...» Так ты сказал им в Башне. Мир значит для тебя не больше, чем для меня! Никто не имеет значения — ни братья, ни отец! Магия! Власть! Это все, что значит что-нибудь для тебя и меня!
— Я не знаю! — отрывисто крикнул Палин, вцепившись в Рейстлина.— Я не могу думать! Отпусти меня! Отпусти... — Руки его бессильно упали, голова поникла, и слезы брызнули из глаз.
— Бедный мальчик, — сказал архимаг. Положив ладонь на голову Палина, он нежно гладил каштановые волосы.
Юноша рыдал, сотрясаясь всем телом. Он был один, совсем один. Кругом ложь, все лгут! Все лгали ему — отец, маги, мир! Что же имело значение, в конце концов? Магия. Это все, что у него было. Дядя прав. Огненное прикосновение тонких пальцев, черная мягкая, бархатная мантия, мокрая от его слез, запах розовых лепестков и пряностей... Это станет его жизнью... Это да горькая пустота внутри, пустота, которую весь мир не сможет заполнить...
— Плачь, Палин,— мягко приговаривал Рейстлин.— Плачь, как когда-то, очень давно, плакал я. Потом ты поймешь, как понял я, что это бесполезно. Никто не услышит твоих рыданий в ночи.
Юный маг поднял заплаканное лицо и заглянул в глаза дяди.
— Наконец-то ты понимаешь, — улыбнулся Рейстлин, убирая влажные волосы с лица Палина. — Возьми себя в руки, мальчик. Нам пора идти, пока не явилась Темная Королева. Нужно многое сделать...
Юноша смотрел на архимага спокойно, хотя тело все еще вздрагивало, а глаза были подернуты пеленой слез.
— Да, — сказал он, — я все понял. Хоть и слишком поздно, но понимаю. И ты ошибаешься, дядя, — добавил юноша робко. — Твой плач в ночи был услышан моим отцом. — Поднявшись, Палин твердо посмотрел на архимага. — Я закрою портал.