— Где вас носило?! Вынуждена торчать здесь, потому что у вас нет ключей!
«В самом деле, – подумал я. – Не смог бы попасть в дом…»
Хотелось поскорей умыться, перекусить, с утра ведь, кроме кофе, во рту, что называется, маковой росинки не было.
Но не успел я войти в гостиную и вставить свёрнутую циновку в амфору, как Люся загородила собой путь на кухню.
— Где вас носило?! Нужно детское питание! Холодильник, в сущности, пуст. Почему вы явились с пустыми руками? Мы с Гришкой сейчас же, немедленно уезжаем в город. У меня кончились сигареты! И, пожалуйста, сидите здесь, пока не приедет агент! Звонила ему. Он привезёт вторую пару ключей. Звонил этот ваш Константинос, интересовался, как мы устроились.
— А где Гришка?
Она выкатила с террасы коляску со спящим ребёнком, сбросила тапки, надела туфли, быстро проверила содержимое сумочки, втиснула туда мобильный телефон.
И тут я на свою голову предложил:
— Давайте провожу к остановке, помогу сесть в автобус.
— Успокойтесь! Остановлю такси. Не нужны мне ваши услуги, – она сдёрнула с вешалки широкополую шляпку с кокетливыми искусственными цветочками, подскочила к зеркалу, надела её. Вдруг обернулась.
— Что вы уставились? Что стоите, как столб? Звонил мой муж, тоже спрашивает: «Где Гришка? Как Гришка?» Сообщил, у него в четверг регистрация в загсе, в воскресенье – венчание! Представляете, эта тварь подмосковная уже беременна! Получает прописку в Москве, законный брак, будет раскатывать с ним по заграницам. Все вы, мужчины – сволочи! – с этим возгласом она стала неуклюже выкатывать коляску. Цветочки на шляпке дрожали, из глаз полились слёзы.
Дверь за ней захлопнулась.
Я бросился на террасу, боясь, как бы переходя в таком состоянии шоссе, она не попала под колёса. Крикнул:
— Люся! Люсенька, осторожнее!
Не обернулась.
Не успел я убедиться, что она благополучно пересекла трассу, как со стороны города к вилле подъехал агент.
Я пошёл открывать дверь, и в этот момент понял: ни за что не хочу оставаться здесь среди раскиданных вещей, томиться, ожидая Люсю. Агент вошёл, передал мне запасные ключи, оглядел хаос, царящий в гостиной.
Выяснилось, он возвращается в город, может подбросить почти до набережной. Я забежал в свою комнату, мигом переоделся, выхватил из чемодана конверт с подарком, предназначенным для Дмитроса – хозяина бара «Неос космос». Того самого Дмитроса, который звонил мне весной с непонятной просьбой приехать для каких‑то поисков. По пути к выходу заскочил на кухню, где на столе и в мойке опять громоздилась грязная, неубранная посуда. Схватил яблоко и кусок хлеба.
И вот мы уже ехали в город. Агент с некоторым изумлением поглядывал на то, как я расправляюсь со своей едой. «Снимают виллу за четыре тысячи долларов, а живут, как свиньи», – подумал он. Я вышвырнул крошки и огрызок яблока в окно.
Он что‑то произнёс на английском. Я ничего не понял. Произношение у него было то ещё. Тогда он разразился целой тирадой.
— Сэр, спик слоули, плиз, – попросил я. – Говорите медленней.
Но он смолк, скорбно поджав губы.
Лишь когда я вышел в центре города и попрощался, стало понятным, что он тщился сказать. Он хотел сказать, что за этот рейс нужно бы ему заплатить.
«Мошенник! – думал я, шагая вниз по крутым, обмершим от жары улочкам. – Не успели прилететь, отнял вчера пятьдесят долларов за встречу, сотню в залог. Пропала моя сотня, конечно, никогда не вернёт…»
Снова, как девять лет назад, шёл я бедняк–бедняком мимо запертых на время сиесты магазинчиков. Даже болтающейся в пустом кармане рядом с ключами единственной монеты не мог я потратить, её не хватило бы даже на пластиковую бутылочку воды. А пить хотелось.
Набережная надвигалась снизу блеском моря в разрыве домов, оплетённых вьющимися растениями, мачтами причаленных к двум пирсам рыбачьих шхун.
Я ускорил шаг.
Слуха моего коснулась какая‑то песня. Чем дальше я шёл, тем отчётливей она доносилась. И тем больше я настораживался.
Почти крадучись, прошёл было мимо обшарпанной полуоткрытой двери. Замер.
Из полутьмы набитого людьми помещения доносился мой голос!
— Костя – Константиное, грузчики – такелаж, влюбился – агапа, аморе! – наскоро переводил, как умел, мой магнитофонный голос и продолжал: