Взгляды приехавших теперь пересеклись на нем. Из них троих он был самый старший. И тот, кого старики меньше всего хотели бы здесь видеть. Это читалось и по чуть вздернутых в оскале губах и по тяжелым взглядам, которыми обменивались приехавшие и священник.
– Если мерить все по мирским меркам, то о чем мы говорим? – спросил священник. – Если нам всегда нужно явленное доказательство, то зачем нам Вера? Бог и деяния его, непостижимы для человека, поэтому он и есть Бог!
Священник перекрестился. Приехавшие поморщились, как будто увидели нечто мерзкое.
– Приехали мы, не о Вере спорить, – степенно даже несколько величественно, сказал средний. – Приехали мы поговорить с тем, кто называет себя посланником божьим. И о том говорить будем.
– Разве мы не об этом говорим? – спросил уже длинноволосый. – Вы спросили о доказательствах. Доказательствах того, что нельзя просто пощупать и сказать, что да, это гладкое. Это можно лишь почувствовать. Здесь.
Парень постукал пальцами по груди.
– И какой смысл что-то доказывать, когда ты понимаешь, что это есть и это правильно, – добавил он.
Мальчик весь этот разговор молчал. Смотрел на своих спутников, на приехавших. Иногда улыбался. Когда Алексей договорил, он прикрыл глаза.
– Все эти люди вам скажут, что это правильно, – продолжал Алексей. – Особенно те, кто приходил за исцелением. И не только тела!
Старики озадачено глянули на будто придремавшего мальчика.
– Наша жизнь проходит по заповедям, что чтили наши предки, – сказал сидящий справа старик, отведя взгляд и посмотрев на Алексея. – Мы приехали, чтобы узнать, что молва дошедшая до нас, правда. Не спорить о Вере, доказательствах ее. И видим что ересь Никона, все дальше пускает свои корни. И поэтому…
– Кто будет судить меня? – прозвучал вдруг громкий голос.
Все не сразу поняли, кто говорит. И лишь потом поняли, что это сказал мальчик. В голосе его, переливалось обертонами странное эхо. Словно вместе с мальчишеским голосом, негромко говорил мужчина. Мужчина с глубоким, хорошо поставленным звучным голосом.
– Кто из вас? – мальчик открыл глаза и посмотрел на сидящих перед ним. – Кто из вас настолько праведник?
Старики ошеломленно молчали. Из глаз мальчика, на них будто смотрел тот, кто был намного мудрее и старше… Будто даже лицо парня стало плыть и изменяться.
Стало необычно тихо. Унялся ветер, замолкли птицы. Пропали звуки города. Даже люди вокруг, словно превратились в статуи. Мальчик медленно встал.
– Внемлите голосу моему! – громко сказал мальчик в мертвой тишине.
Мир вокруг, все линии, и формы, вдруг подернулись рябью на краткий миг. В уши ударило воздушной волной. С ясного чистого неба донесся далекий раскат грома.
– Не судите, какое из верований более правильно! – заговорил мальчик. – Более старше или точнее!
Звонкий голос его многократно повторялся, словно отражаясь от невидимых стен.
– Мир никогда уже не будет прежним! Он перешел грань, за которой уже нет возврата! – за спиной мальчика перекрестился священник, что беззвучно говоря, склонив голову. – Грядет!!!
Внезапно шквал ветра, рванул листья на деревьях, взметнул одежды и волосы. Многие покачнулись, от такой внезапности. Лица сидящих напротив него стариков будто окаменели. Многие в толпе вокруг перекрестились. Губы двигались, шепча слова.
– Многие называются именем Сына Человеческого! – воздух снова дрогнул, будто слова эти ударили по нему. – Многие идут за ними! Ненависть, жесткость и равнодушие горят в сердцах, вместо Веры истинной! Все меньше делают, все больше делят! Презираем тот, кто в поте своем, зарабатывает хлеб свой!
Мальчик внезапно замолчал. Эхо его голоса еще стихало, когда он развернулся и пошел обратно к воротам. Но на полпути остановился и, повернув голову к старикам, все еще сидящим, с прямыми спинами, словно кол проглотили, сказал:
– Идите и скажите. Не Христос пришел, но Сын Человеческий. Ибо нельзя войти в одну реку дважды. Так и не можно прийти в той же плоти дважды, – мальчик помолчал. – И пусть знают, что не получиться остаться в стороне. Если ты не несешь Веру в сердце, то придет к тебе называющийся именем Сына Его, и залезет в душу через Неверу…
Железная дверь закрылась за спиной священника, что последним вошел в дом. Люди в толпе и старики, сидящие на скамейках, некоторое время не двигались. Затем народ стал потихоньку, стараясь не шуметь, расходиться.
Старики все сидели. В их глазах остекленевших, точно у мертвецов, отражались зеленые ворота и пустое место на лавке. Где сидел тот, к которому они приехали.