Конторой «Третьего» объекта, а заодно и жильем самого Сергеича, был довольно старый, почти черный, сосновый сруб-пятистенок. Бобков, прилагая заметные усилия, завел Сергеича в горницу, усадил за стол и протянул ему фляжку.
— Что с тобой?
— Кого ты привез?
— Это мой агент. Что с тобой?
Обычно очень воздержанный на алкоголь, Сергеич жадно хватанул из фляжки второй раз.
— Да говори же, твою мать. Что с тобой?
Сергеич поморщился, вытер рукавом губы и вернул фляжку.
— Удивился я сильно, Филя. Если он и правда твой агент, а не наоборот, то я тебя сейчас по-новому узнаю. Такого зверя я еще не встречал.
— Зверя?
— Ну, да, зверя. Для тебя же, научного материалиста — если не человек, то зверь. А он точно не человек. Как ты его нашел?
— Случайно.
Сергеич глянул на старого друга с нескрываемым скепсисом.
— Так я и подумал. Значит, это он тебя нашел.
Бобков ненадолго задумался, потом кивнул.
— Может быть и так. Он опасен?
— Да как тебе сказать. Если бы мне поручили организовать на него загонную охоту, я потребовал бы дивизию спецназа, артиллерию и авиацию. И то без гарантии успеха. Сейчас он тебе не враг, но на будущее учти. Он опасен как, черт возьми, даже слова такого не подобрать. Он видит нас насквозь. Он читает наши мысли. Мы для него — как персонажи из фильма, который он сто раз смотрел. Его невозможно захватить врасплох. Для него время — не линейная функция, он ей каким-то образом управляет.
— Он же совсем пацан!
— Я это заметил, Филипп. И уже учел. В полную силу он пока не вошёл. Ладно… В леднике косуля. Попалась вчера хромая. Вы тут отдыхайте, а мне надо кормушки заполнить.
— Да подожди ты, успеешь со своими кормушками. Как ты понял, что он не человек.
— Он же не скрывается, Филипп. Зрячие, да увидят. Попроси его не подходить к собакам.
— Почему?
— Он поймет.
— А я?
— А ты нет. Хотя, если он и правда твой агент, то может и поймешь. Он наверняка лучше меня умеет объяснять. Вернусь затемно.
Проводив Сергеича, который совершенно сломал ему, казалось бы, очень хорошо продуманный план вербовки, Филипп Денисович присел на крытом крылечке и, казалось, задремал с открытыми глазами. Сергеича бывшие сослуживцы считали ненормальным и это имело под собой множество оснований, но у него было очень хорошо развито то, что в обиходе именуется «чуйкой». Благодаря ей, тогда еще гвардии старшина Бобков однажды сохранил свою жизнь и помнил об этом очень хорошо. Костер весело разгорался, скоро можно будет собрать угли в мангал. Учитывая вводную Сергеича, планировать разговор с Инопланетянином бесполезно, любой план он сломает. Значит надо отдать ему инициативу.
— Завьялов, спустись в ледник, нам Сергеич косулю подарил. Воронов, ко мне!
Дальняя ретроспектива. Максим Воронов
27 сентября 1980 года. Государственный научно-опытный заповедник «Завидово». Объект «Тройка».
— Присядь, Максим. Сергеич просил тебя не подходить к собакам. Сказал — ты поймешь.
Воронов присел на ступеньку ниже, задумался на пару секунд и кивнул.
— Я понял. Умный он мужик, ему бы Комитет возглавлять, а он собачек опекает…
— Это не нам с тобой решать. Сергей сказал, что ты не человек.
Воронов равнодушно пожал плечами вместо комментария.
— Кто ты, Максим?
— Филипп Денисович, я уверен, что вы обо мне знаете уже больше, чем я сам смогу вспомнить.
— Из того, что я знаю, никак не объясняется твоя «Астрология». Ты человек?
— Человек, Филипп Денисович, а кто же еще. Не инопланетянин же. А моя астрология — это до поры не понятое наукой физическое явление. Объяснить её сейчас невозможно, как невозможно было триста лет тому назад объяснить электричество. И это для нас хорошо. Когда мою астрологию объяснят ваши ученые, она будет и у ЦРУ, и у МОССАДА.
— Сергеич что-то почуял.
— Я это уже понял. И именно поэтому он у вас запрятан в лесу. Повезло мужику, вполне могли и в дурку упечь.
— Ты прав, могли.
— Именно поэтому я призываю вас временно отказаться от поисков материалистических объяснений явления «астрология». Главное, что у нас оно есть, а у врагов — пока нет.
— У тебя есть. У меня — нет. Я вынужден буду опираться на твою «астрологию». Где гарантия, что ты за нас?
— Ну какие в этом деле могут быть гарантии, Филипп Денисович? Я же у вас их не требую. Тем более, что я и правда не за вас, мне просто «За Державу обидно».
— С чего бы тебе за Державу печалиться. Живем не хуже других.
— Живем не хуже, с этим согласен. Только если ничего не делать, жить нам так осталось совсем не долго.