Но Бог вел себя несколько странно. Он был рассеян и задумчив. Видимо, христологи все же нанесли ему саднящую рану. Они не поколебали его уверенности в том, что он Бог. Однако сражения с ними он не выиграл. Иисус это ясно понимал, как понимал и то, что его эффектный уход смахивал на бегство.
Да, неудачливый рыцарь духовности позорно бежал… Духовность! Обязана ли она Богу? Мысль эта, чем больше вдумывался Иисус, тем больше наполняла его чем-то смутным и тревожным. Вспомнились недавно покинутые им ученые — закоренелые атеисты и в то же время на редкость духовно одаренные, интеллектуальные люди. Да и весь опыт жизни, все его знания подсказывали, что высших взлетов дух человеческий достигал именно тогда, когда люди порывали с идеей Бога — идеей, в сущности, принижающей и рабской.
С новой силой, уже осознанно, почувствовал Иисус в душе своей разлад, отравившее его дальнейшую жизнь раздвоение. С одной стороны, он — Бог, и с этим ничего не поделаешь, с этим придется смириться в конце концов и самим ученым. С другой — надо идти в народ и бороться с идеей Бога. С кем бороться? — усмехнулся Иисус. — С самим собой? Чушь какая-то получается, нелепые парадоксы…
Вот с такими невеселыми мыслями и ступил Иисус на Испанскую землю.
По скудным известиям газет, к чудесам Иисус будто бы потерял вкус. Лишь изредка прибегал к ним, когда надо было вызволить кого-нибудь из беды или ликвидировать последствия несчастного случая.
Сведения в прессу стали поступать более регулярно с тех пор, как Иисус нашел двух учеников-апостолов. Сначала Бог отнесся к новым апостолам весьма недоверчиво, усомнившись в их здравом уме. Однако ученики проявили такую ясность мысли, такую почтительность и верное толкование древнего Евангелия, что Иисус с печальной улыбкой разрешил им следовать за собой. Однако и на этот раз его ждало крупное разочарование. Один из апостолов оказался журналистом, а второй и того хуже — ученым.
Бойкий журналист Гарсиа в своих корреспонденциях, которые печатались во многих газетах мира и на которых он нажил немалые деньги, подробно рассказал о днях своего апостольства. Особенно обстоятельно, с юмористической чеканкой деталей, он описал последнюю ночь, когда оскандалился второй ученик, оказавшийся физиком из Барселонского университета Альендо Молино. Физик ловко прикинулся нищим горбуном. Так и шагал этот согбенный, хотя и не старый человек по пыльным проселочным дорогам вместе с Иисусом и вторым апостолом.
Однажды им пришлось заночевать в открытом поле. Журналист не скупился на краски, описывая крупнозвездную южную ночь. Гарсиа всегда спал чутко. На этот раз он проснулся, когда его слуха коснулось звяканье металла. Журналист открыл глаза и, лежа, с изумлением наблюдал за странными манипуляциями своего собрата-апостола.
Костер погас, но под лунным сиянием хорошо было видно, как этот горбун, превратившийся вдруг в стройного и подвижного человека, бесшумно сновал вокруг сладко спавшего Бога и расставлял маленькие приборы. С ловкостью фокусника он извлекал их из-под широких складок своего нищенского рубища. Горб при этом забавно болтался под одеждой. Но вот “апостол” закинул руки назад и отстегнул горб, оказавшийся компьютером. К нему он и присоединил приборы — рентгеновские микроаппараты, датчики для снятия биотоков и другие.
Физик действовал с кошачьей ловкостью — быстро и бесшумно. Видимо, он все заранее обдумал и отрепетировал.
Ученый многое успел сделать. Особенно внимательно он исследовал пальцы Иисуса, из которых, по его мнению, исходила чудодейственная сила. Неудача постигла его, когда он брал для анализа кровь.
От легкого укола Бог проснулся, увидел расставленные приборы, отливающие лунными бликами, и все понял. Искривив губы в брезгливой и невыразимо грустной улыбке, Иисус обозвал своего неверного ученика Иудой и медленно удалился. Ушел в ту сторону, где темнела роща и трещали цикады.
Испанец поступил, конечно, не очень деликатно. Но материалы, собранные им, были настолько важными, что ученые-христологи не погнушались воспользоваться результатами его ночных изысканий.
Собрались они на этот раз в Париже. Многие ожидали, что Иисус окажется не совсем человеком или человеком, в организм которого вживлены микротехнические приспособления. Однако ожидания эти не оправдались. Ученые тщательно изучили кровь (в ход был пущен новейший электронный микроскоп), энцефалограмму, рентгеновские снимки, сетку биотоков и пришли к выводу, что Иисус Христос по своей физической и психической природе — самый обыкновенный человек.
На некоторых ученых и философов это подействовало еще сильнее, чем воскрешение из пепла сгоревших людей. Материалистические воззрения иных мыслителей дали заметную трещину. Идеалистический лагерь, возглавляемый бельгийцем Ван Мейленом, пополнился и приобретал силу.
Иисус тем временем покинул негостеприимный Европейский континент, чтобы объявиться за Атлантическим океаном.
Иисус в преисподней
В Нью-Йоркском аэропорту по трапу воздушного лайнера спускался не Бог в древнем хитоне, а вполне по-современному одетый человек с документами торгового посредника. Иисус не боялся, что его узнают в Нью-Йорке, в этом многомиллионном Вавилоне. Тем более, что многие мужчины здесь стали носить бородки а ля Христос.
Вот эта мода с первых же шагов неприятно поразила и шокировала Иисуса, мода, еще более шумная и крикливая, чем в Западной Европе. Тщеславному Иисусу, казалось бы, надо было радоваться и купаться в океане славы. Однако не о такой славе мечтал Бог. Бога — носителя идеального и духовного начала — здесь окончательно опошлили и втоптали в грязь меркантилизма.
“Двигатель торговли, катализатор наживы”, — с горечью думал о себе Иисус, когда ехал в такси из аэропорта в город.
По краям автострады светились гигантские щиты с изображением всевозможных товаров, начиная с электромобиля и кончая зубочисткой. И почти все товары сопровождались рекламными надписями, в которых так и мелькали слова: “Бог”, “Христос”, “Иисус”.
Иисус, посматривая по сторонам, то и дело морщился. Тошнотворность своей славы Иисус еще раз вкусил в гостинице “Атлантик”, когда в туалетной комнате нашел “Божественное мыло”, — розоватый брусок с оттиснутым на нем распятием и профилем Иисуса.
Ночью Иисус спал плохо. Он часто вскакивал, подходил к окну и с высоты двадцатого этажа смотрел на нескончаемую улицу — Бродвей. Собственно, никакой улицы он не видел — ни зданий, ни машин, ни, тем более, редких прохожих. Все затопляла, над всем властвовала световая реклама.
Иисус взглянул вверх. Но и там не нашел ни клочка первозданного неба. Снизу подскакивали огненные буквы, складывались в слова и падали вниз, рассыпаясь искрами.
Всех изобретательней нынешней ночью оказалась фирма алкогольных напитков. Сначала Иисусу световой трюк понравился. Из глубин космоса наплывал, все увеличиваясь, искрометный сгусток. Подавляя в небе другие рекламы, сгусток развертывался в великолепную, сверкающую мириадами звезд спиральную галактику, похожую на туманность Андромеды.
Бог почувствовал себя чуточку уязвленным, когда вспомнил свой номер с северным сиянием. Люди все ближе подбираются к его могуществу.
Он знал, чем вызвана к жизни вращающаяся галактика — лазерными установками. Но у него-то нет таких установок, никаких микротехнических средств. Тогда чем объяснить северное сияние? Гипотетическими гравитонами? Способностью вызывать из микромира таинственные силы? Едва ли… Вздрогнув, Иисус поймал себя на странных размышлениях, на своих попытках подвести под чудеса материалистическую базу. Что же получается? Он сам не уверен в своем божественном происхождении? Какой вздор! “Наслушался ученых”, — усмехнулся Иисус.
Его внимание вновь привлекла галактическая огненная колесница. Она всколыхнулась, мириады звезд рассыпались и вдруг сгруппировались в слова: “Виски! Пейте виски “Грезы Иисуса!”