Городские власти Нагасаки пытались хоть что-то предпринять. Электроэнергия в городе вышла из строя, телеграфная связь с внешним миром прервалась. Оба железнодорожных вокзала были разрушены. Город пылал. Улицы были завалены настолько, что проехать по ним было немыслимо. Бездомные раненые, обгоревшие и контуженные пытались вырваться из горящих руин. Из-за отсутствия связи невозможно было правильно организовать спасательные работы.
В Нагасаки оказались уничтоженными практически все запасы продовольствия. К счастью, на этот счет существовал заранее разработанный план. Во второй половине дня из близлежащих деревень стали приходить первые грузовики с вареным рисом.
Городская медицинская служба была приведена в состояние полного хаоса. Медицинский колледж вместе со своей клиникой был разрушен до основания. Из восьмисот пятидесяти обучавшихся там студентов шестьсот были убиты и почти все остальные ранены. Оставшиеся в живых врачи и студенты развернули временный центр скорой помощи на выжженном поле, где раньше находились общественные огороды. Но врачи не могли сделать много, поскольку все медикаменты были уничтожены. Единственным знаком, говорящим о том, что это поле является «госпиталем», был флаг, поднятый одним из медиков. Это был японский национальный флаг — белый с красным кругом восходящего солнца, выведенным человеческой кровью.
На последних каплях горючего майор Суини вел «Автомобиль Бока» к Окинаве. Там, по каким-то причинам, его радиограмму не приняли, и прибытия летающей крепости никто не ждал. Взлетно-посадочная полоса была занята непрерывно взлетающими армейскими истребителями P-38.
Один мотор у Суини уже заглох, сажать машину нужно было немедленно, но на местном КДП на бомбардировщик Суини не обращали решительно никакого внимания. Возможно, его просто не слышали по радио.
В отчаянии Суини стал выпускать в разных комбинациях сигнальные ракеты: «Тяжелые повреждения», «машина в огне», «Горючее кончилось», «На борту убитые и раненые».
К счастью, этот своеобразный фейерверк был замечен. Взлетную полосу немедленно освободили, и со всех сторон вдоль нее, завывая сиренами, понеслись пожарные и санитарные машины.
«Автомобиль Бока» тяжело опустился на взлетку. Все четыре мотора бомбардировщика заглохли, как только его шасси коснулись полосы.
Майор Суини еле держался на ногах.
Когда он вылез из люка, к нему подскочили санитары с носилками.
— Где убитые и раненые?
Майор махнул рукой на северо-восток, в направлении Нагасаки, и ответил, — Там.
В тот же день в Перл-Харборе секретным приказом командующего Тихоокеанским флотом США адмирала Нимица была создана Следственная комиссия для тщательнейшего расследования обстоятельств гибели тяжелого крейсера «Индианаполис». Командующий флотом приказал выявить и предать военному суду всех лиц, виновных в гибели корабля и в последующей трагедии. В комиссию, председателем которой адмирал Нимиц назначил себя, вошли все ведущие адмиралы тихоокеанского театра военных действий.
Более неподходящего времени для создания подобной комиссии трудно было придумать. Война продолжалась. Все адмиралы были по горло заняты подготовкой к вторжению на Японские острова. Вступление России в войну еще более запутало и усложнило все действия, связанные с военным планированием. Но командующий требовал, чтобы Следственная комиссия приступила к работе немедленно, сегодня, в четверг 9 августа 1945 года.
ГЛАВА XIX
ТОКИО,
ПЯТНИЦА, 10 АВГУСТА 1945 ГОДА
Несмотря на все заверения Молотова, донесение Сато об объявлении Советским Союзом войны Японии так и не было передано. Его задержали на Центральном телеграфе в Москве. Правда, часом позже русские сами сообщили об этом по международному радио. Это сообщение было перехвачено радиослужбой японского министерства иностранных дел в Токио. Последние надежды министра иностранных дел Того начать переговоры с американцами через посредничество СССР рухнули. Хотя эти надежды всегда представлялись как совершенно иллюзорные, Того пришел в такую же ярость, как Хэлл в день нападения на Перл-Харбор. Он заявил, что Советский Союз нанес Японии предательский удар ножом в спину.
Информация о вступлении России в войну была немедленно передана премьер-министру Судзуки. Судзуки отнесся к этой информации спокойно.