— Или, может, вы из маленького народца, сэр, прошу прощения?
Дрожащей рукой он сдернул с головы шапку.
— Кретин! — заявил белый мышонок и тут же исчез.
На лбу Майка Клири выступили капельки пота, по спине потекли холодные ручейки, подмышки тоже взмокли.
— Точно, — пробормотал он. — Это белая горячка!
И затем поступил совершенно нелогично, вопреки только что сделанному заявлению: выхватил из кармана бутылку и одним глотком прикончил остатки ее содержимого.
Темнота и рев.
Митки разбудила неожиданно наступившая тишина. Он проснулся и обнаружил, что находится в кромешной темноте замкнутого пространства. Голова и желудок у него отчаянно болели.
И тут он понял, где оказался. В ракете!
Двигатели перестали работать, а это означало, что он падает, падает на поверхность Луны.
Но как?.. Почему?..
Он вспомнил радиопередатчик, который будет транслировать звуки из ракеты на профессорский коротковолновый приемник, и в отчаянии крикнул:
— Профессор! Профессор Обербюргер! Помогите! Это ест…
Но его голос заглушил другой звук.
Пронзительный свист, означавший, что ракета мчится сквозь воздух, сквозь атмосферу.
Луна? Неужели профессор прав в том, что астрономы ошибаются относительно Луны, или же ракета падает на Землю?
Так или иначе, заработали стабилизаторы, и ракета начала замедлять ход, а не ускоряться.
Резкий толчок заставил Митки задохнуться. Включились тормозные стабилизаторы. Если они…
Бум!
И снова в глазах Митки и вокруг него все потемнело. Мрак и обморок, и когда две двери открылись, чтобы впустить внутрь свет сквозь решетку из бальзы, Митки этого не видел.
Сначала не видел, потом пришел в себя и застонал.
Его взгляд сфокусировался на решетке, затем проник сквозь нее.
— Луна, — пробормотал Митки.
Через прутья решетки он дотянулся до щеколды и открыл ее. Опасливо высунул крошечный серый носик из двери и огляделся по сторонам.
Ничего не произошло.
Он убрал голову назад и повернулся к микрофону.
— Профессор! Вы меня слышать, профессор? Это ест я, Митки. Ваш Блондин нас обманывает. И еще… он схватить генератор Икс-девятнадцать! Я боится, что он задумываль. Какой-то плохой веш, или он бы мне сказать, нет?
Наступила тишина, и Митки задумался.
— Профессор, я дольшен назад возвратись. Не за себя. Нушно остановить Блондина! Мошет, вы мне помогает. Я умей переделать передатшик в приемник, так я думай. Это ест легкий дел. Приемники ест простой штука, нет? А вы поскорей делай ультракороткий передатшик, как этот. Да, я начинает сразу. До свидания, профессор. Я меняй провода.
— Митки, ти меня слышать? Митки? Слушай внимательно. Я дам инструкций и буду повторяль кашдый полчаса, вдруг ти не услышаль с первый раз. Первое: когда услышайт инструкций, выключай приемник, чтобы экономить энергия. Тебе будет нушен батарейка, чтобы снова сделать старт. Больше никаких передаш. Не нушно мне отвешай. Расшеты и направление потом. Снашала проверь топливо. Я заправлять больше, чем нушно, я думает, его хватит, потому что старт с Луна, где низкий гравитаций, требовать меньше энергия, чем с Земля. И…
Профессор все повторял и повторял свои инструкции. То и дело возникали проблемы, потому что существовали некоторые вещи, которые он сам мог сделать только на месте, но он верил, что Митки сумеет справиться.
Он уточнял детали, снова и снова повторял, каким должно быть направление и как лучше выбрать время. Он много говорил, только не сказал, как Митки сдвинуть ракету с места и развернуть ее в сторону Земли. Но Митки был умным мышонком, и профессор это знал. Возможно, при помощи рычагов управления ему каким-то образом… если он сумеет отыскать рычаги…
Профессор все говорил и говорил до самой ночи, и наконец голос доброго профессора Обербюргера охрип, он ужасно устал и вдруг крепко заснул прямо на середине девятнадцатого повторения своих инструкций.
Когда он проснулся, ярко светило солнце, а часы на полке били одиннадцать. Он встал и с удовольствием потянулся, затем снова сел и наклонился к микрофону.
— Митки, ти мошешь…
Нет, все бесполезно. Если Митки не услышал одного из его вчерашних посланий, сейчас уже слишком поздно и сделать ничего нельзя. Батарейки Митки, то есть батарейки ракеты, наверное, сели, если его приемник все еще включен.
Профессору ничего не оставалось, как ждать и надеяться.
Ждать было тяжело, а надеяться еще труднее.
Ночь. День. Ночь. И еще ночи и дни. Прошла неделя. Митки так и не прилетел.