Обер-лейтенант стоял у ворот. Проезжавший трамвай закрыл на минуту противоположную сторону Маршалковской, а когда он тронулся, Клос увидел Анну. Он через мостовую бросился к ней и чуть не попал под армейскую машину.
Анна была уже на краю тротуара, когда увидела Клоса. Идя ей навстречу, он прошёл близко-близко и так толкнул её, что у девушки упала сумка.
— Извините, пожалуйста, — громко сказал он, поднимая сумку. И добавил: — Не ходи, там гестапо!
Анна сразу же повернулась и скрылась в толпе прохожих. Клос остался один. Он свернул на улицу Пия XI, потом медленно вышел на безлюдную Мокотувскую, остановился, вынул из кармана портсигар. Руки его дрожали, когда он зажигал спичку.
«Успокойся, идиот, — подумал Клос. — Успокойся, она теперь в безопасности».
На стене старого кирпичного дома виднелась затёртая, но ещё достаточно заметная надпись: «Варшава борется».
8
В двенадцать сорок гестаповцы приблизились к ожидавшему их Рупперту.
— Хватит, пошли, — недовольно сказал один из них, — она уже не придёт.
Рупперт поднялся без особого желания. Он знал, что его может ожидать, но ещё на что-то надеялся, когда они вышли на Маршалковскую. Может быть, девушка просто опоздала и он её ещё увидит?
А в общем-то какое ему дело до этой польки? Прежде всего речь идёт о нём, Рупперте. Что будет с ним? Он не считал себя виновным в том, что она не пришла. А как ему хотелось жить спокойно, ни во что не вмешиваясь! Рупперт не любил гитлеровцев, но вовсе не симпатизировал и полякам. Они принудили его к сотрудничеству, а теперь он в руках Лотара. Отец Вилли Рупперта, промышленник из Рура, был прав, когда говорил, что человек только винтик в огромной, государственной машине и не может повлиять даже на собственную судьбу. И не нужно быть героем, следует иметь только много денег и жить в своё удовольствие. Но сейчас речь идёт о цене… Какую цену нужно заплатить за свою жизнь?
Лотар уже ждал их в кабинете. Он посмотрел на Рупперта стеклянным взглядом, закурил сигарету, но капитану не предложил.
— Рупперт, мы не позволим водить нас за нос! Ты обманул нас! — холодно сказал он.
Рупперт хотел возмутиться, крикнуть, что он немецкий офицер и не позволит так разговаривать с собой. Даже если его подозревают, то нельзя обращаться к нему на «ты». За польскую кампанию он получил Железный крест… Однако он ничего этого не сказал, а только пробормотал:
— Я действительно договорился с ней о встрече. Прошу мне верить! — Он почувствовал капли пота на лице, ладони стали влажными. «Увижу ли я ещё Ильзу?» — мелькнуло у него в голове.
Лотар внимательно наблюдал за капитаном. Состояние Рупперта тешило штурмбаннфюрера. Гестаповец всегда испытывал истинное наслаждение, когда его жертва трепетала от страха. Он не бил допрашиваемого, если в его глазах замечал страх.
Лотар понимал, что Рупперт не простой немец, он сын крупного промышленника из Рура и его следовало бы пощадить. Но гестаповец всегда оставлял за собой право решать судьбу людей и, если понадобится, был готов без колебания уничтожить свою жертву.
— Вспомни как следует, — процедил сквозь зубы Лотар, — ты никому не говорил о нашем разговоре?
— Нет, господин штурмбаннфюрер, никому.
— А своей Ильзе?
— Ильзе ничего не известно, — ответил Рупперт, едва сдерживаясь, чтобы не крикнуть: «Тебе-то что до этой девушки? Не смей называть её имя!»
— Ты уверен в этом?
— Уверен, господин штурмбаннфюрер.
В соседней комнате послышался душераздирающий крик, потом всё стихло. Рупперт вздрогнул. Ему показалось, что этот крик всё ещё продолжается.
Лотар усмехнулся.
— Даю тебе последнюю возможность, — сказал он. — Я не должен этого делать, ты этого не заслуживаешь, ты трус и предатель, но я жалею не тебя, а твоего отца. Если в течение двух дней не найдёшь эту польку…
— Как это сделать? — спросил Рупперт.
— Это твоё дело. Мы же не заставляли тебя брать деньги от польской разведки… Запомни, это твоя последняя возможность, Рупперт. В противном случае… ты знаешь, что тебя ожидает.
— Знаю, — упавшим голосом ответил Рупперт.
И он действительно знал. Перед его глазами возникли одиночные камеры, пустой двор с бурыми пятнами от крови на Полицейштрассе, где гестаповцы истязали и расстреливали свои жертвы. Ему послышались душераздирающие крики. Рупперт содрогнулся. Он не хотел умирать в застенках гестапо.
— Может быть, сумеешь проникнуть в их подпольную организацию, — продолжал Лотар. — Встретишь там своего старого знакомого Шмидта. Я очень хотел бы с ним поговорить.
«Значит, дают мне возможность искупить свою вину», — подумал Рупперт. Однако он не знал, что это только отсрочка приговора, уже вынесенного ему. Мелькнула мысль: «Скорее бы выбраться из этого мрачного кабинета, чтобы не видеть бульдожьей морды Лотара».
9
— Анне надо немедленно скрыться из города, — сказал Клос. — Лотару известна её внешность по описанию Рупперта.
Они сидели втроём в небольшой комнатке антиквара. Мартин расставлял шахматные фигуры на доске, потом передвигал их с места на место, как будто играя с противником. Анна положила руку на плечо Клоса.
— Преувеличиваешь, Янек, — улыбнулась она. — Если хочешь, я сменю причёску…
— Шутишь, Анна? Нельзя недооценивать Лотара и его службу.
Да, они несколько недооценивали противника. Годы оккупации научили их прежде всего ненавидеть фашистов.
— Со временем мы восстановим с тобой связь, — продолжал Клос. — Лотару теперь известно, что мы охотимся за Хеннингом и его чертежами. Он усилит охрану. Лотар — противник хитрый и осторожный.
— Я получил указания Центра. Нас торопят, — тихо заговорил Мартин, продолжая переставлять шахматы. — Планы испытательного полигона и данные нового ракетного оружия Хеннинга мы должны иметь полностью, любой ценой.
Так или иначе, Клос понимал, что все они, не щадя жизни, обязаны до самого конца войны выполнять свой долг перед родиной. Любое задание они должны выполнить во что бы то ни стало…
— Сообщи Адаму, что гестапо о нём известно, — сказал ему Клос. — И на время прекрати с ним контакты.
— Я уже это сделал. Каковы твои дальнейшие намерения?
— Мне будет нужна Анна, — сказал Клос.
— Ты же говорил, что она должна немедленно покинуть Варшаву и на время скрыться.
— Да, это так, она должна исчезнуть из города утром. — Каждое слово приносило ему боль. Он не имел права подвергать опасности девушку, но должен был это сделать. Только так можно было выполнить задание Центра.
— Я согласна, — сказала Анна.
Клос подумал, что она ещё не представляет себе той опасности, в которую её вовлекают. Она всегда с честью выполняла любое трудное задание и теперь верила в успех задуманной Клосом операции, хотя и не знала ещё, на чём основывается его замысел и какая роль отводится ей…
Раздобыть чертежи фон Хеннинга, касающиеся испытательного полигона и нового ракетного оружия, можно было только через дочь профессора. Эту хитрую, осторожную девушку в очках нельзя было недооценивать.
Бенита и Клос договорились по телефону встретиться вечером. Часы, висевшие на стене, пробили восемь, и тут же послышался стук в дверь.
— Отец приглашён сегодня на приём к своему старому другу, генералу фон Фалькенхейну. Надеюсь, он задержится там надолго. Наконец нам представился случай, чтобы побыть вместе, Ганс, — прошептала Бенита, когда Клос снимал с неё плащ. — Но я всё-таки немного боюсь…
— Чего ты боишься? — спросил Клос, провожая девушку в комнату, где был накрыт ужин.
Бенита бросила оценивающий взгляд на стол и улыбнулась Клосу.
— Боюсь тебя, Ганс, — ответила она, — ты такой интересный и сильный мужчина, а я…
— Зачем ты так, Бенита?
— А ты мог бы забыть хотя бы на этот вечер, что я дочь профессора фон Хеннинга?