— Говорите дальше! — бросил Клос.
— Я уже сказала: тяжелобольной мужчина, без сознания.
— Положите его в коридоре, — распорядился доктор Koвальский. — А вас я прошу подождать минутку, — обратился он к Клосу. — Я должен осмотреть больного, которого только что привезли.
— Пять минут, не больше, — ответил Клос.
Больной вовсе не был похож на крестьянина. Его плащ и пиджак были не польского покроя. Доктор наклонился над больным. Симптомы были ясны. Почти как по медицинскому справочнику: отсутствие сознания, посеревшая кожа. Типичный коллапс.
— Шок, — сказал Ковальский сестре Кристине. — Посмотрите, вот здесь, на предплечье, небольшая рана. Необходимо перевязать.
В сторонке переминался с ноги на ногу крестьянин, не решаясь обратиться к доктору. Он долго мял в руках шапку и наконец спросил:
— Могу ли я ехать, пан доктор?
Ковальский только сейчас заметил его:
— Конечно, конечно!.. А где вы его подобрали?
— На поле, вблизи леса. Там был настоящий бой, потом немцы ушли, а он остался лежать в канаве… Наверное, не заметили его…
— Вы кому-нибудь сообщали об этом?
— Что я, совсем глупый? — крестьянин внезапно умолк, увидев Клоса, выходившего из комнаты для дежурных.
— Пять минут прошло, — сказал Клос.
Доктор Ковальский взял свою сумку и молча направился к выходу…
Когда они вошли в квартиру Клоса, Курт сидел на кухне и ужинал. Но можно ли было сказать с уверенностью, что он ещё не заглядывал в комнату, где находилась Ева? А доктор?.. Сейчас Ковальский увидит раненую девушку и всё поймёт. Что потом делать с Евой? Как переправить её в лес к партизанам? Если Лис убит, то для связи с партизанами потребуется не менее двух дней.
Клос посмотрел на часы. Фон Роде уже ждёт. Он пунктуален и придирчив. Подозревает ли он что-нибудь? Он предупредил тогда: «Поосторожнее с польками». Что бы это значило? А-а, да чёрт с ним!.. Главное — это Ева.
— Дайте какой-нибудь ремешок, — сказал доктор. Он отложил в сторону шприц и стал перевязывать раненое плечо Евы.
Девушка открыла глаза, Клос наклонился над ней.
— Янек, — тихо произнесла она и, увидев Ковальского испугалась: — Кто это?
— Доктор, — ответил Клос. — Ни о чём не говори.
Ковальский накладывал повязку на раненое плечо Евы.
Казалось, он не слушает их разговора, но, скорее всего, делал вид, что не слушает. Потом встал, закрыл свою сумку:
— Её необходимо доставить в больницу.
— Это исключено! Будете лечить здесь.
Ковальский пожал плечами. Сухим тоном он объяснил, что повреждена плечевая артерия, необходимо зашить её в течение двух часов, ибо, если кровотечение не будет остановлено…
— Операция сложная? — спросил Клос.
— Серьёзная. Прошу отвезти её в немецкий госпиталь.
«Притворяется этот Ковальский или действительно ничего не понимает?» — подумал Клос и спросил:
— Вы, доктор, сможете сделать эту операцию? — Он говорил почти шёпотом, чувствуя на себе пристальный взгляд Ковальского.
— Вы же знаете, господин обер-лейтенант, что о таких операциях я обязан докладывать немецким властям.
— Всё беру на себя.
— Тем не менее я подвергаю себя риску, — ответил Ковальский.
— Понимаю, но вы, пан доктор, и так уже многое знаете. — Клос почувствовал, что почти открывается перед ним. Но иного выхода не было.
— Хорошо, — согласился Ковальский, — давайте машину.
— У меня нет машины.
Клос позвал Курта. Ординарец спокойно доедал ужин. Казалось, его ничто не трогает. Клос приказал ему найти пролётку и отвезти девушку в больницу. Сам он уже должен был идти к полковнику Роде, потому Еву и пришлось передать в руки Ковальского и Курта. Когда он выходил из подъезда, к дому подкатила пролётка.
Старик, сидевший на козлах, увидев немецкого офицера, немного струсил и дрожащим голосом сказал Курту.
— Комендантский час ещё продолжается, но если господину солдату так необходимо…
«Всё в порядке, — подумал Клос, — только бы их не встретил жандармский патруль. Лишь бы только проскочили, а там доктор Ковальский сделает всё возможное, чтобы помочь Еве».
5
В больнице медсестра Кристина не отходила от мужчины, которого привезли в шоковом состоянии. Она сделала ему укол, а теперь прослушивала пульс и ждала, когда раненый придёт в себя. Она очень хотела, чтобы он открыл глаза и что-нибудь сказал. У него был интеллигентный облик, мужчина наверняка не был сельским жителем, больше всего он напоминал учителя гимназии.
Кристина проверила карманы его пиджака и плаща. Никаких документов, только пачка немецких сигарет, чистый носовой платок с вышитой монограммой «ИК» и два банкнота достоинством в одну марку. Девушка взяла раненого за руку — на пальце было золотое обручальное кольцо. И тут сестра заметила санитара Стефана. Он стоял за ней и внимательно смотрел на пострадавшего.
— Кто он? — спросил Стефан.
— Не знаю, — ответила Кристина. — Его привезли из деревни.
— Это его пиджак? — Стефан начал обшаривать карманы.
— Оставь, я ничего не нашла! — Она вдруг почувствовала прилив уже давно накопившейся неприязни к Стефану: — Где ты был вчера?
Парень безразлично пожал плечами:
— Не помню.
— Тебе бы всё шутить да отговариваться, — тихо произнесла Кристина.
— Если бы! — Стефан рассмеялся, потом обнял девушку за плечи: — Не сердись!
— Сегодня вечером придёшь ко мне? — спросила Кристина.
— Возможно, — буркнул парень, но Кристина уже отвернулась от него.
Мужчина приходил в себя. Он открыл глаза, и Кристина положила ладонь на его лоб.
— Где я? — прошептал неизвестный. — Что со мной?
Говорил он по-немецки. Однако Кристине показалось, что он понимает и по-польски. Она ответила, что он находится в больнице и вскоре будет здоров. Раненый закрыл глаза, и через минуту Кристина снова услышала его голос. Он бредил. Разобрать можно было только отдельные слова, какие-то числа… Раненый дважды повторил: «29 сентября или… через неделю». Потом снова потерял сознание.
Операционная, переоборудованная из бывшего врачебного кабинета, была крохотной.
Стефан закончил чистить операционные инструменты, а Вацлав принялся старательно укладывать их в застеклённый шкаф.
— Доктор Ковальский, — сказал Стефан, — любит, чтобы скальпели лежали по порядку, от маленького до большого. И рассортируй внимательно иглы. По крайней мере хоть это ты научился делать?
Вацлав молчал. Это был рослый парень, на лице которого застыло выражение беспокойства и страха. Стефан внимательно наблюдал за ним.
— Боишься? — спросил он.
— Чего?
— Интересно, долго ли тебе удастся обманывать нашего доктора? Ему-то ты можешь говорить, что учился на медицинском, но меня не обманешь, я всё вижу. Не думай, что я так прост.
— Но я в самом деле учился на медицинском! — обиженно ответил Вацлав.
— Может быть, пару месяцев. А потом сбежал, верно? Ну что ты за человек? Хотя бы выругался, чтобы я отцепился от тебя!
— Оставь меня в покое, — ответил Вацлав. Стефан подошёл, положил ему руку на плечо.
— Имя своё ты тоже сменил? — спросил он тихо.
Вацлав отскочил к двери. Замер, слегка подавшись вперёд, будто приготовившись к обороне, ожидая удара.
— Не бойся, парень… Слишком ты нервный да недоверчивый. Я свой человек, можешь мне поверить. Остерегайся только Ковальского и Клары.
— Оставь в покое Клару!
— Наконец-то вижу мужчину, — снова рассмеялся Стефан.
Вацлав вышел из операционной, захлопнув за собой дверь.
Стефан осторожно отодвинул штору и вгляделся в темноту. Ничего не увидел, кроме больничной ограды, хилых сосенок и спокойного звёздного неба.
На пороге операционной появилась Кристина:
— Снова ссорились?
Стефан махнул рукой, подошёл к девушке и нежно прижал её к себе.
— Крыся, — прошептал он, — у меня к тебе просьба. Я не могу выйти из больницы, а звонить не хотелось бы… Знаешь, как это бывает: торговля не ждёт, а человек должен жить на что-то.