Зебулон пустился бежать, но, заметив не слишком поспешные сборы Жолта, приплелся назад.
– Кто знает, как я стану себя вести. В этом-то вся беда. А сейчас, Зебулон, положение таково: меня словно втиснули под окуляр микроскопа и, как личинку, как тлю, разглядывают. Но до каких пор? – скрипнув зубами, спросил себя Жолт и рассек рукой воздух. – Хватит! Зебу, пошли! Я никому не позволю над собой издеваться! – добавил он, и на глазах его показались слезы.
Зебулон поглядывал на хозяина с беспокойством и брел понуро и неуверенно, прижимаясь к его ноге. На извилистой тропинке Жолт снова остановился. Он стоял под сливовым деревом.
– Что-то должно случиться, Зебу, что-то дьявольски интересное, потому что мозги у меня закрутились совсем по-другому. Но само по себе ничего не бывает. Я должен за себя взяться сам и что-то свершить, понимаешь? Сам, сам, без помощи Амбруша. Стало быть, с ним покончено, я списал его с корабля. Простись с Амбрушем, Зебулон!
Зебулон дважды настойчиво пролаял. Лай этот требовал от Жолта улыбки.
И Жолт улыбнулся одними глазами.
– Ну, посмотрим, что будет! – решительно сказал он. – Пошли!
Еще несколько часов они бродили в горах, взобрались на вершину Хуняди, потом, делая большой крюк, поднялись на гору Сабадшаг. Жолт купил в лавочке дешевую колбаску для Зебулона, а для себя – молоко и свежий хлеб. Молоко он выпил залпом, хлеб пожевал без аппетита и остатки отдал собаке – Зебулон их сразу умял.
Варошмайор погрузился уже в белесовато-серую мглу, детская площадка была тиха и пустынна. Светлой лентой вилась асфальтовая дорога. Жолт, напрягая зрение, вглядывался в прохожих.
Теперь ему должно повезти. Хотя бы чуточку повезти. Он всмотрелся в циферблат своих дурацких часов, закрашенных красной краской, было около шести. А когда поднял голову, прямо перед ним, метрах в двух, стояла та, кого он так долго и терпеливо ждал, – Ольга. В синих брюках и синем пуловере.
Ольга удивилась не меньше, чем он. Глаза ее расширились, лицо засветилось радостью, и она пошла к нему мелкими, как у японки, шажками.
– Жоли! Милый!
Это «милый» проникло в самое сердце Жолта. В самом буквальном смысле слова. Что же это?
– Чао, Ольга, – сказал он и, верный своей детской привычке, отбил ступней ритм фразы.
– Мы ведь встретились совершенно случайно? – спросила Ольга, подходя к нему медленно-медленно, словно старалась продлить радость нежданной встречи.
– Конечно, – ответил Жолт.
Он был переполнен счастьем. Вот перед ним ее сияющее лицо, вот ее руки… Но тут между ними вклинился Зебулон, стал на задние лапы, а передние осторожно положил на плечи девочки.
Ольга торопливо погладила его бархатистые уши, затем чуть нетерпеливо отступила назад.
– Хорошо, хорошо, Зебу, – сказала она.
Жолт, стараясь выиграть время, на миг сердито прислушался к своему горлу: в нем было чисто и дышалось легко.
– Как ты? – спросила Ольга.
Вопрос был не важен, важно было другое: она взяла в ладони его лицо и мягко коснулась его губами.
– О'кэй, – сказал Жолт, – все уже совершенно о-к… – Он не закончил фразу, потому что почувствовал вдруг на губах ее губы.
Он даже вздрогнул от этого еще неведомого ему ощущения, а Ольга поцеловала его еще раз. Жолт встал на цыпочки и обнял ее за плечи. Несколько секунд, дрожа как в лихорадке, он держал в руках целый ворох живой, дышащей радости. «Такого со мной еще не бывало, – думал он, – ни разу в жизни еще не бывало и не могло быть. Выходит, я все же не тля, наконец я что-то свершил».
Ольга быстро перевела дыхание, заглянула на миг в глаза Жолту и отступила.
Жолт опять вздрогнул. Он и сам не знал отчего: от рыданий или от смеха.
– У-ух! – задохнувшись, простонал он тоненьким голосом.
Ольга засмеялась. Они засмеялись оба, чуть нервно, но весело, с облегчением, как люди, которым удалось пройти вместе тяжкое испытание.
– Значит, у-ух? – спросила она.
– Да. И даже больше, – застенчиво улыбаясь, ответил Жолт.
– Что же больше? Скажи!
– Удача. Хочешь устроить экзамен?
– Что за глупости! Я страшно рада, что могу быть для тебя удачей. Значит, правда, что я удача?
– Да. Именно ты.
– Для тебя?
– Может быть, для кого-то еще?
– Нет, нет, нет!
– Три раза?
– Целых три. Теперь я счастлива почти так же, как мать, нашедшая сына.
– Да что ты?!
– А что? Это ведь только сравнение. Зачем же ты, мой старый друг, так мне отвечаешь?
– Потому что мне не хочется быть старым. Лучше я буду новым.
– Хорошо. Но сначала я на тебя посмотрю. Подойди сюда, под фонарь, здесь светлее. Ты и правда стал совсем новый, как будто тебя подменили.
На какой-то миг пальцы Ольги закрыли его глаза.
– Вот так новости! Усы! У тебя отросли усы! Черные, крохотные… Ой, какие мягкие усики!
Жолт, совсем поглупев, стерпел и это настойчиво-нежное прикосновение пальцев к своим губам, и у него появилось вдруг странное ощущение своей «шоколадности».
«Сейчас здесь под фонарем меня станут посасывать, как шоколадку», – со смешинкой подумал он, но все же не шевельнулся.
Горло его ничто не стесняло, язык был послушен – да он бы сейчас первоклассной скороговоркой отбарабанил любые стихи.
Ольга взяла его под руку.
– Давай погуляем. Я люблю гулять под вечер, в сумерках.
– Где? Там? И мы с Зебу любим прогулки в таких местах. Пошли, Зебулон. И не волнуйся: людей здесь нет.
– А кто же здесь? – спросила Ольга.
– Тени. И статуи. Черных статуй больше всего. А то, что статуи движутся, не в счет. Их можно остановить, как в кинофильме.
– Значит, Зебулон видит то, что ты хочешь?
– Не только Зебулон, но и ты.
Жолт наслаждался сознанием, что «под вечер, в сумерках» он разговаривает совершенно свободно. И слегка пожал руку Ольги.
– Скажи, что ты там видишь, под фонарем? – спросил он тихо.
– Что вижу? Скамью. А рядом парня и девушку. Они обнимаются.
– Ничего подобного. Это казак-кавалерист. Он в длинной черной бурке. Видишь: у него квадратные плечи.
– И правда. А лошадь лежит.
– Не лежит, а несется вскачь. Смотреть надо снизу.
– Здорово! А теперь там Балканский полуостров.
– Тебе всегда видится географическая карта.
– Потому что я хочу стать учительницей. Преподавать географию.
Жолт онемел. И не желал отзываться. «Его будущее», о котором столько твердил отец, сегодня к нему придвинулось ближе, но в то же время он отчетливо сознавал, что, заговори он сейчас о будущем, каждое его слово будет безудержным бахвальством, а перед Ольгой он бахвалиться не хотел.
Они брели по дороге, развлекаясь игрой теней, но вдруг позади эстрады Ольга остановилась.
– А ведь я совсем не удачлива, Жоли. С тех пор как я вернулась из Шиофока, я каждый день ходила вокруг скамьи, где тебя укусила Кристи. Уже неделя… наверняка.
– Ты была в Шиофоке?
– В Шиофоке я думала непрерывно о том… – Она оборвала фразу.
Жолт упрямо молчал. Ольга тихонько засмеялась:
– А папочка в доме отдыха следил за мною в бинокль.
– Я так и знал, что у него есть бинокль.
– Раньше я папу очень любила. Целыми часами дожидалась его на площади Сена. Я его и теперь люблю, но уже не так сильно.
Это была тема, которую Жолт ненавидел всей душой. Он считал, что часовщик с его подзорной трубой – случай весьма примитивный. Но Ольга, к сожалению, не мальчишка, она даже не представляет, как разделаться с этой трубой. На миг Жолт прислушался к себе: что у него там внутри – там было спокойно. Ольга поглядывала на него украдкой с непривычно смущенной улыбкой.
– А Чаба как… испарился? – рискнул спросить Жолт.
– Тебе это интересно? Я больше с ним не дружу.