Роман был относительно бурный, во всяком случае, со стороны Аллы — она, похоже, всегда была слегка активной. Или ей просто льстило внимание со стороны более взрослого юноши. В какой-то момент Боб познакомил её с Врубелем, с которым учился в одной группе, и причастил к полуподпольной музыкальной культуре. Дело уверенно двигалось к более тесным отношениям, но в какой-то момент Алла испугалась — или этот Боб сделал что-то нехорошее, она не сказала толком, а я не стал уточнять — и решительно порвала с ним любые связи.
Боб пытался извиняться, просить прощения, но Алла оказалась стойким оловянным солдатиком и своего решения не переменила; я не исключал, что в тот период было всякое, но принял её версию. В итоге Боб отступил, Алла выдохнула и продолжила жить по собственному разумению. Она уже была знакома с Иркой, они обе пытались найти подходящих женихов, но неудачно. Алла заводила какие-то знакомства, кто-то ей даже сильно нравился — но все ухажеры в какой-то момент просто исчезали с её горизонта. Правда, некоторые из них сначала могли переключиться на Ирку — поэтому насчет меня они заключили отдельный договор, что меня неприятно кольнуло. Но в целом Алла не понимала, что происходит, они с подругой перебрали тысячу вариантов, но так ни до чего и не додумались.
Впрочем, теперь всё прояснилось — во всяком случае, для меня.
— Скорее всего, он следил за тобой, — объяснил я. — Не знаю, как, сам, с помощью своих приятелей, ещё как-то — но следил. И как только у тебя что-то намечалось, к тем ребятам подходили другие ребята, которые делали им внушение самым серьезным образом. А когда тебя так настойчиво предупреждают что-то не делать и обрисовывают, что будет, если ты не послушаешься… Проще поступить так, как предлагают. Безопаснее, и лицо целее будет.
— В смысле — внушение? — не поняла Алла.
— Да обычное. Мол, отвали от Алки, иначе мы тебя изобьем. А если не послушаешься, изобьем ещё раз. И ещё. И будем бить столько, сколько потребуется.
— О, — она закрыла рот ладошкой.
— Вот тебе и «о», — я улыбнулся. — Некоторые мужчины считают, что отказ женщины их оскорбляет. Ну и начинают мстить и гадить — по мелочам, но неприятно.
— И к тебе тоже приходили?
— Сегодня столкнулся, Нет-нет, всё нормально закончилось, я не пострадал, — ну да, пострадали только моя гордость и мои штаны.
Я не стал говорить Алле, что ничего ещё не закончилось. Поскольку я уже принял решение остаться в её жизни, примерно через неделю мне нанесут повторный визит, но я собирался разобраться с этим делом сам. Это попахивало пресловутым «Домостроем», но я был так воспитан.
— Ты дрался? — она всё-таки положила белье прямо на стол и подошла ко мне поближе.
— Немного… примерно, как в Шахтах. Всё очень быстро случилось. Я дольше выяснял, что это за хрен и с какой горы он спустился. Слушай, а как этот Боб в армии оказался?
Этого Алла не знала. Она действительно выкинула Боба из своей головы и жизни, не думала о нём и не пыталась узнавать, чем и как он живет. Были и другие заботы. Врубель, по её словам, вскоре ушел из института, занялся своими художественными и музыкальными проектами и связь с Бобом тоже потерял.
Впрочем, эта загадка не была биномом Ньютона. Сейчас студентам попасть в армию было легко, гораздо сложнее было избежать службы. Ну а если этот Боб посвящал преследованию той же Аллы больше времени, чем учебе, то его призыв в ряды несокрушимой и легендарной был делом времени. Судя по всему, это случилось примерно через полгода после их с Аллой расставания — то есть он завалил ещё одну сессию, а с доброжелательными врачами на этот раз не сложилось.
— Да шут с ними, — решительно махнул я рукой. — Давай доделаем тут всё и поедим. У меня за целый день в желудок попали только пиво и тощая вобла. А этого мало для моего растущего организма.
Я действительно сегодня не попал в нашу столовку, причем безо всякого повода. Просто решил не идти, узнав, что Дёмыч захотел составить нам с Жасымом компанию. Почему-то после среды я с трудом сдерживался, чтобы не наговорить ему грубостей, причем делать этого не хотел и не понимал, что на меня нашло. Так-то Дёмыч вёл себя тогда как обычно, не хуже и не лучше. Но сейчас я воспринимал его слегка хамскую манеру разговора слишком близко к сердцу, и собирался лечить свою злость проверенным лекарством — временем.