Отсюда, из центра столицы, где жил любимый, а в недалеком будущем — супруг (она не без оснований — «Не трепач же он последний!» — этому верила), до работы ей было рукой подать. Даже в метро нырять не требовалось. Не то что от ее собственного места жительства, из тридевятого царства новостроек. Она бы могла устроиться работать поближе к дому, но не хотела: ежедневное, кроме субботы и воскресенья, пребывание в течение почти половины суток в центре города скрашивало ее существование, приобщало к подлинно столичной жизни.
Женщина вообще могла бы не работать: денег, присылаемых ее нынешним мужем, вполне хватило бы на независимое житье-бытье. Она работала для стажа, трезво отдавая себе отчет, что ничто на свете не вечно — ни красота, ни здоровье, ни мужья… Что судьба располагает по-разному, и может случиться: окажешься однажды с жизнью один на один.
Работа не тяготила ее (трех курсов экономического института, не законченного в свое время в связи с замужеством, оказалось вполне достаточно, чтобы быстро и без напряжения освоиться в должности инспектора районного собеса) и даже нравилась — всегда на людях, с людьми, разные судьбы перед глазами, характеры всевозможные. Жизнь, словом!
…Ровно в пять, закончив работу, женщина вышла на улицу, влилась в поток всегда куда-то спешащих москвичей, прошлась — без определенной цели что-либо купить — по ближайшим магазинам и отбыла в «родную деревню».
Она только-только разделась в прихожей и сунула ноги в любимые — из оленьей шкуры — тапочки, сохранившиеся с поры ее проживания с мужем в Якутии, когда над обшитой дерматином дверью прозвенел звонок.
— Телеграмма. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь… — худой очкастый парнишка — то ли старшеклассник, то ли начинающий студент — протянул ей огрызок карандаша.
Она расписалась, закрыла за парнишкой дверь и распечатала телеграмму.
«Состоянию здоровья вашего мужа крайне желательно ваше присутствие тчк Кучумов».
Женщина прочла текст еще раз — медленнее, и еще — медленно и вслух.
«Кучумов?.. Кучумов… Да, да, муж писал: это его нынешний начальник… кажется, командир отряда… Ну что им от меня надо?!»
Бросив телеграмму на телефонный столик, она прошла в комнату, заглянула в спальню, вернулась в прихожую. Зашла в ванную, машинально пустила воду, но, вспомнив, что до ночи далеко и мыться рано, завернула краны.
Что, действительно, им от нее надо? Она ведь написала мужу, что подала на развод, что считает себя свободной и ему предоставляет такое же право. Неужели они ничего не знают?! А впрочем, благоверный — мужик не болтливый, ни к кому со своими болячками не полезет…
О разводе женщина думала давно, сначала ощущая лишь внутреннюю, возраставшую с годами, потребность как-то изменить характер отношений с мужем, потом — четко сформулировав эту потребность в одном слове: развестись! Но, и утвердившись в намерении, она год за годом тянула, откладывала, находила новые и новые оправдания своей нерешительности. Больше всего ее смущало при этом — что сказать на суде? Как объяснить причину?..
Замуж она вышла по любви, да длилась любовь недолго. Черты характера мужа, которые она — будь по-опытнее — могла бы разглядеть и раньше, на стадии его ухаживания (замкнутость, назойливое стремление к порядку в доме — при личной подчеркнутой аккуратности, ограниченность фантазии), в которых, казалось бы, ничего плохого не было, при совместной жизни становились для нее все неприемлемей. Сама она всегда была, что называется, заводная, и в школе и в институте отличалась повышенной активностью, любила повеселиться, подурачиться, пофлиртовать. Такое не исчезает бесследно. Наоборот, чаще будучи временно подавленным, потом прорывается еще яростнее, требуя новых просторов, действуя заражающе на окружающих.
К моменту первой беременности, вернее — к сроку, когда ничего уже нельзя исправить, женщина точно знала, что иметь ребенка от мужа не хочет… Мальчик оттого и умер при родах, терзалась она потом, не слушая успокаивающих объяснений докторов, оттого и не захотел войти в жизнь, голоса даже не подал, что она его не желала. Жаль оказалось ребеночка — до смертельной тоски…
И однако, несмотря на бесконечные мужнины уговоры, на вторую попытку родить она не согласилась.
Мальчик умер в Алма-Ате, куда мужа направили после окончания летного училища. Затем был Дальний Восток, за ним — Якутия, за Якутией — Западная Сибирь… Она все неохотнее укладывала пожитки при очередном переезде, старалась подольше задержаться в Москве после каждого, проведенного, как всегда, в Крыму, отпуска мужа, все чаще норовила под тем или иным предлогом слетать в столицу и наконец категорически отказалась с ним ехать.