— Ну, как живем-можем?
Проходя в кухню, приложил на мгновение ладонь к животу жены, стоявшей в дверях: «Шевелится?» — вымыл руки, сел, широко расставив ноги, на табуретку, придвинул к себе хлебницу.
Рая на ладонях поднесла ему тарелку с супом, потом налила себе и тоже села — сбоку от мужа, уже размашисто работавшего ложкой. Он на минуту остановился, вытер платком пот со лба, потянулся рукой к радиатору отопления.
— Ого! Обжечься можно!
— На улице потеплело, а они… В морозы бы так! Все у нас шиворот-навыворот!
— И набекрень! — Василий снова налег на суп. — А как дела с нашей маской, дорогуша? Готово?
— Ты знаешь, Вася… Я как-то совсем упустила из виду… Как-то…
— Что упустила из виду?
— Ну, забыла я про твою маску!
Ложка в руке мужа замерла, не донесенная до рта.
— Как так забыла? Как забыла?! Мне же после обеда зачет сдавать! Маска к зачету нужна! Маску нужно показать, готовую маску! — он повышал и повышал голос. — Забыла! О чем ты только целыми днями думаешь?! О чем думаешь?! Дома сидишь — о чем тебе думать?!
— О нем думаю…
— О ком — о нем?! — он уже кричал.
— О ребенке…
— О ребенке! Сколько же можно думать о ребенке?! Она хотела сказать: «Все время можно…» — но промолчала: уж если сам не понимает…
Взгляд мужа соскользнул с ее лица вниз, опустился до скрещенных на перекладине табуретки ног, чуть задержался на голых коленях. Рая нащупала незастегнутые пуговицы халата, застегнула.
— Извини, в горло не лезет… — отодвинул тарелку Василий, встал, прошел в комнату, воткнул иголку в катушку, бросил катушку в маску, завернул маску в газету и, сунув сверток в карман пиджака, вышел в коридор. Шляпа… пальто…
— Я задержусь после занятий — окончание курсов отметить собираемся. Если зачет, конечно, сдам…
Ну, вот опять!
— Хорошо, хорошо, Вася! Только ты в последнее время часто стал задерживаться. То по работе…
— Надо значит! Надо — и задерживаюсь. До вечера!
Рая стояла, сложив на животе руки, зная, что привычного поцелуя в щеку на этот раз не будет.
Щелкнул замок, зазвучали ступени, ударила внизу дверь. Можно было плакать…
Занятия проходили в старинном доме с затененными стеной тополей (и днем — электрическое освещение) комнатами. Воронцов сидел у окна и слушал-не слушал преподавателя в военном кителе без погон и знаков рода войск в петлицах, что-то говорившего об отравляющих газах — иприте, люизите, бутане… Зачет перенесли на последний час, и Воронцов попытался было прямо на занятии дошить маску, но бросил, сумев только вставить прямоугольные стекла в прорези для глаз и пришить резинку — плоскую, от старого пояса жены. Не представлялось, как в этом наморднике можно было дышать — сквозь плотное, в два ряда, полотно и проложенную между рядами фланель…
Склонившись над черными столами, записывали в тетради тяжеловесные слова лекции люди, разные по возрасту, разных профессий и специальностей. За прошедшие дни все успели перезнакомиться и потерять интерес друг к другу. Даже на старосту группы, неюного инженера с какого-то — с труднопроизносимым названием — предприятия, сначала просто сыпавшего анекдоты и всякие забавные истории, никто уже не смотрел во время перекуров с надеждой услышать что-либо новое.
На душе у Воронцова было муторно. Курсы эти… Конечно, полагается, надо, конечно, — ежу ясно! Но не вовремя! На работе — завал: отчеты квартальные, комиссия главковская прикатила — в столице им не сидится!.. И Райка со своей беременностью совсем свихнулась! Нельзя же так!.. Хотя и не понять ее тоже нельзя: тридцать два года — первое дитя… За шесть прожитых вместе лет трижды у нее случался выкидыш, и Воронцов уже перестал верить, что способна она когда-нибудь стать матерью, а она каждый раз повторяла: «Ничего-ничего! Все еще будет хорошо…» Второй месяц как не допускает его близко, притащила откуда-то раскладушку, шаткую и неудобную. Придя раз с работы, он увидел ее, расставленную и застланную, рядом с диваном. «Это — тебе, Васенька… Не сердись, пожалуйста, — тесно стало вдвоем… втроем. Толкнешь еще его нечаянно — во сне всякое может случиться…» Такие дела! Трудно мужчине, когда жена рожать собралась! Хорошо, старые телефоны сохранились, не выбросил… Потом все станет на свои места, придет в порядок, пусть только Райка родит. От любви его к ней не убудет. Опять-таки материнство женщинам на пользу идет — расцветают. А ребенка хотелось давно…
Был перерыв и после перерыва — зачет.
— Воронцов!
— Я!
— Пожалуйте сюда! Расскажите-ка нам…