Зазвонил ВТ.
— Алло… Здравствуйте, Марья Семеновна, здравствуйте! Извините, у нас что-то аппарат барахлит: никакой видимости нет… Спасибо! Вас тоже! Всех вам благ в новом году! Да, никак не смогли, работы под конец года всегда невпроворот!.. Удался праздник? Ну и славно… Да. Слушаю. Так… Да. Да… Вот негодник!.. Конечно, конечно! Да я уже с ним не один раз, Марья Семеновна, говорил… Хорошо, хорошо. Вы уж извините… Сегодня же! Сейчас же! И со всей строгостью! Будьте здоровы, Марья Семеновна!
Глава семьи положил трубку и покачал головой, пошарил по карманам в поисках папирос, вспомнил, что бросил курить, досадливо почесал подбородок. Растерянно осмотрелся, задержал взгляд на фотографии своих родителей: показалось, будто отец подмигнул ему и насмешливо пошевелил усами.
Петров старший вышел в коридор, поплотней прикрыл дверь на кухню, ослабил на шее узел галстука и, расстегивая на ходу ремень брюк, решительно двинулся в большую комнату.
…Поставив на электросушилку последнюю тарелку, мама Петрова прошла в спальню переодеться. Из-за двери большой комнаты доносился характерный шум телевизора.
«Опять хоккей! Ох уж эти мне болельщики — старый да малый! И как только не надоест — одно и то же, одно и то же?! Устроить им, что ли, хороший разгон? Вот только выпью чашку чая…»
…Петров младший вышел неторопливой походкой, со спокойным лицом и чуть всклокоченными волосами. Вошел в ванную, закрыл на задвижку дверь.
— И чтоб немедленно в постель, негодник! — прокричал ему вслед Петров старший, снова тщетно шаря подрагивающими руками по карманам съехавших с пояса брюк.
…Утром следующего дня мама Петрова привычно проснулась под лязг замка входной двери. С нынешней осени сын по утрам все делал самостоятельно: вставал по звонку будильника, неслышно одевался, умывался, съедал приготовленное с вечера яблоко или апельсин и уходил в детский сад. Так — каждый будний день. Сегодня же — выходной, предновогодье… Наверное, на лыжах с утра пораньше решил…
Она потянулась и встала. Поставила разогреваться чайник, открыла холодильник: бутерброд съеден, кефир выпит… Лыж в коридоре нет. Все правильно… Она заглянула в комнату сына, поправила застланную им постель. Взбивая подушку, с удивлением обнаружила, что она влажная. Недоуменно посмотрела на потолок — не протекло ли от соседей, на батарею отопления, на графин с водой у изголовья… Видно, пить ночью захотел парень, пролил спросонья…
И она пошла обратно в спальню: семья на ногах, хозяину тоже хватить спать! Завтра праздник, дел по горло, а у них еще конь не валялся, елка — и та не поставлена.
Семен Краснов потрудился на совесть: второго января Медведь с посохом в лапах, в шубе, собственноручно укороченной вчера Марьей Семеновной, и шапке Деда Мороза важно стоял у входа в детский сад.
— Добро пожаловать! Добро пожаловать!
Радовались при виде его «взрослые» ребята: стряхивая с себя остатки сна, подбегали, дергали за полы шубы. Светлели лица папаш и мамаш детишек младшей группы: детишки торопливо слезали с родительских рук, вываливались в снег из санок и без оглядки бежали к Мих-Миху.
Медведь собирался уже уходить, когда из-за угла дома появился Петров. Робот узнал его по треуху. Шел Петров, опустив голову, волоча за собой неразлучную клюшку…
— Попался, мазурик! — схватил его за руку Медведь. — Попался!
Петров остановился, поднял безразличное лицо. По лицу — от уголков рта — начала расползаться недоверчиво-скупая улыбка, тут же преобразившаяся: глаза вдруг бездонно просветлели, щеки покраснели, словно от оплеух, а рот расплылся до ушей:
— Мих-Мих…
— Чего скалишься, негодник?! Ремень по тебе плачет, ремень плачет! Моя бы воля — выдрал тебя, как сидорову козу!
— Выдрали уже, выдрали, Мих-Мих! Честное слово, выдрали!
— Выдрали?.. Ремнем?
— Ремнем, Мих-Мих!
Медведь отпустил парнишку, замешкался, путаясь в полах шубы, распахнул дверь, подтолкнул Петрова в спину: «Иди, поджигатель!» — и плотно дверь за ним прикрыл.
«Выпороли… А? Это ж надо! Выпороли! — ворчал Медведь. — И что за родители нынче пошли?! Восхитительные родители!»
Он прошелся под окнами детсада, вернулся и долго еще маячил на своем посту, по привычке притопывая обутыми в валенки ногами, помолодевшими после учиненного Семеном Красновым ремонта.