Двое приятелей сидели за столом у огромного окна друг против друга — одному дуло в левый бок, другому — в правый — и, обхватив стаканы с коричневатым кипятком, грели ладони. Будучи знатоками и большими любителями чая, привезя с собой электроплитку и два чайника — для кипятка и для заварки, переводя ежедневно не менее пачки у себя «в нумерах», оба все же пили эту бурду — «для сугреву». В бурде ощущалось присутствие соды: добавленная с целью сделать цвет чая потемней, поблагородней, она (нет худа без добра!) уменьшала мучавшую и того и другого изжогу, вызванную, должно быть, переменой воды и какими-то не доступными их пониманию секретами приготовления столовской пищи.
— Закончил я наконец-то вчера повесть. Ровно в полночь последнюю точку поставил.
— От всей души вас, Семен Сергеевич, поздравляю! С благополучным возвращением из вашего тридцатого века в нашу действительность! Куда намечаете очередной полет? Снова на Альфу — Бету — Центавр? Не возьмете ли меня с собой в качестве члена экипажа? Дневник вести, например… Обещаю — в стихах!
— Уймись, Дима! Доедай свой шницель!
— Ты уже шуток не приемлешь! Укатала тебя повесть!
— Не укатала. Просто замечаю — не в первый раз ты по фантастике прогуливаешься…
Толкая по проходу меж столиками тележку, официантка предложила им овсяной каши. Оба дружно замотали головами.
— Фантастику я люблю, Семен, и ты это хорошо знаешь. Фантастика близка поэзии, ближе любой другой прозы. Оттого, может, и кажется, что цепляюсь или задираюсь: трудно быть беспристрастным. Читать же мне вашего брата бывает иногда неловко, откровенно говоря. О присутствующих, само собой, речь не идет.
— Можно и о присутствующих.
— И об отдельных удачах я умалчиваю, я — о потоке, об усматриваемой мной тенденции… А картина складывается занимательная: фантасты все упорнее стараются поместить своих героев подальше от сегодняшнего дня, поближе к тому самому тридцатому веку. Понять их, конечно, нетрудно — там вольготнее, там у них человечество такого технического уровня достигло, о котором сейчас, действительно, лишь мечтать приходится: все на земле освоено, все поставлено на службу человеку, любой эксперимент доступен. При подобных условиях — что ж не пофантазировать? Жми на все педали! И жмут. И получается в результате — фантазия ради фантазии.
— Искусство для искусства — так, что ли?
— Примерно, Семен… Меня же интересует куда более обозримое будущее — скажем, сто — двести ближайших лет. Интересует — как человечество будет достигать своего фантастического уровня прогресса. Мне эти сто — двести лет видятся отнюдь не в радужном свете. Взять тот же энергетический кризис…
— Хорошо, Дима, хорошо!.. Пойдем отсюда. Взгляни — ни одного человека не осталось. И замерз я окончательно!
Они поднялись и направились к выходу в вестибюль.
— Наука, Семен Сергеевич, за последние десятилетия таких, даже самых близких, прогнозов понаделала, таких обещаний и гарантий понадавала — весь двадцать первый век уйдет на то, чтобы расхлебать. Еще и не хватить может одного века! А иные бойкие экскурсоводы по тридцатому столетию — из числа твоих уважаемых собратьев по перу…
— Узко ты смотришь, Дима, однобоко!
Выйдя на улицу, приятели, поеживаясь, глянули друг на друга, усмехнулись и зашагали к жилому корпусу. Ни о какой обычной после завтрака прогулке по поселку не хотелось и думать.
— Двадцать четыре, Сеня! — Дмитрий близоруко прищурился на градусник, висевший у входа в корпус.
— Чайку попьем?
— Конечно.
Чайной была комната Семена Сергеевича: в ней они хранили кипятильник, чайники, держали заварку, сахар, конфеты. От электрокалорифера, включенного в помощь батареям отопления, здесь было по-жилому тепло и почти уютно.
— Ты корректуру своего сборника держал уже, Дима?
— Держал. Никаких серьезных исправлений делать не пришлось.
— Редкий случай… Кстати, на сколько вам, поэтам, гонорар повысили?
— Будто не знаешь?
— Будто не знаю. Внимания в свое время не обратил — интересовался исключительно прозой. У кого что болит…
— Десять копеек на строку накинули.
— Десять копеек на строку… Что ж за добавка тебе выйдет по сборнику? Объем обычный — два листа?
— Два.
— Так… Тысячу четыреста строк умножаем на ноль целых одну десятую рубля… Да-а… На «Жигули» записался?
— На последнюю модель. Еще думаю югославский гарнитур отхватить — обещали достать по знакомству.
Вода закипела, и Семен Сергеевич занялся заваркой.