— Триста первый, триста первый, триста первый… Я — «Кристалл», я — «Кристалл». Сообщите место своего нахождения, сообщите место своего нахождения. Прием.
Рация молчала. Глеб Федорович поскреб ямочку на подбородке, поправил ручку настройки.
— Триста первый, я — «Кристалл»!.. Сообщите свои координаты, сообщите свои координаты! Прием.
Рация молчала по-прежнему.
— Слушай, Галина! Живо беги — подымай Севу: пусть заводит «уазик» и мчит сюда… Ну, что ты уставилась на меня?! Беги, говорю тебе, за машиной! И никому пока ни слова! Поняла?
Он снова повернулся к рации.
— Я — «Кристалл», я — «Кристалл»!.. Триста первый, триста первый! Михаил Петрович, ты слышишь меня? Миша, отзовись!..
2
Трофим вышел из квартиры, аккуратно, чтобы не щелкнул замок (Зинаиде — в вечернюю смену, пусть отоспится!), повернул ключ и тут же, по шаркающим звукам и сопенью, донесшимся снизу, понял: «бегун» — на посту!
С промежуточной площадки лестничного пролета открылась привычная картина: налитая кровью лысина, склоненная над яростно снующей взад-вперед сапожной щеткой, нога в хромовом сапоге, впечатанная в третью, перешагнув две нижние, ступеньку марша, приоткрытая дверь — за обтянутым галифе задом «бегуна». Наведение утреннего марафета! После получасовой пробежки (отсюда и прозвище — «бегун») привычным маршрутом между типовыми корпусами их нового микрорайона, после душа и завтрака, перед уходом товарища майора на службу.
— Доброе утро, сосед!
— Привет… — Сосед остановил возвратно-поступательное движение щетки, давая пройти.
— Отчего не в духе?
— Не выспался… — Майор усмехнулся — обиженно и насмешливо одновременно.
Уже понимая (не в первый раз!), о чем пойдет речь, Трофим попытался изобразить на лице наивную заинтересованность:
— Что-нибудь интересное по телевизору допоздна показывали? Я вчера не включал…
— Вы у меня, Трофим Александрович, почище любого телевизора! Полночи спать не давал!
— Господи, сосед! Ну разве я виноват, что в доме такая сверхслышимость? Не на луне живем… — Трофим заспешил вниз.
— Тебя вчера и с луны было бы слышно!
«Давай, давай, выпускай пар!.. А еще говорят, что бег успокаивает, холодный душ укрепляет нервную систему!.. Перестарались вы, Трофим Александрович, с Зинаидой, перестарались! Конечно — под градусом…»
…Серега — товарищ со школьных лет — вчера женил сына. Давно не подавал о себе вестей — и вдруг прислал пригласительные билеты во Дворец бракосочетания, позвонил: получил ли? придете ли? «Дожили, старик!.. Как поется: «еще немного, еще чуть-чуть» — и дедом стану!.. Твоя-то, кстати, не собирается?» — «Нет как будто…»
Зинаида сначала поломалась — все же не жена, — однако к предстоящему торжеству успела сшить себе новое платье, излишне, как показалось Трофиму, модное.
Конвейер Дворца бракосочетания сработал безотказно. Потом молодых повезли в белой, с колечками, «Волге» по городу — маршрутом, предусмотренным свадебным ритуалом, а многочисленных гостей доставили в Дом свадебных торжеств — двухэтажный особнячок с подстриженным палисадником у фасада…
Трофим с трудом втиснулся в подкативший, битком набитый троллейбус, кое-как передал мелочь на билет, попытался протиснуться к заднему окну, но дама, тяжело дышавшая рядом — то ли от давки, то ли от жесткого корсета, оказалась проворнее.
«Когда наконец дотянут ветку метро до наших, богом забытых мест?! Эта ежедневная физзарядка в печенках сидит!..»
…В Доме торжеств получилась заминка. На втором этаже уже шла чья-то свадьба, и «артисты», обслуживающие «мероприятия», не успели освободиться. Часа полтора просидели Серегины гости в удручающем ожидании, пока не появилась распорядительница торжества, в кокошнике и шитом бисером сарафане, за нею девицы в таких же, но чуть скромней нарядах и парни в разноцветных, подвязанных кушаками рубахах и в лаптях. Представление началось…
Под прибаутки, пословицы и поговорки молодые, конфузясь, пилили бревно (смогут ли в избе печь растопить?..), пили соленую воду (пуд соли вместе съесть…), делили каравай (у кого бо́льшая половина — тот и глава семьи…), угощали друг друга медом (чтоб жизнь была сладкой…).
Водили хоровод девицы, отплясывали, тряся подолами давно не стиранных рубах, парни.
Трофим старался не смотреть на происходящее. Чувствовал он себя неловко: его давно не угощали развесистой клюквой…