Так складывались партийные карьеры Троцкого и Кобы. Слова «карьера» и имя романтического героя, взятое в качестве псевдонима, плохо сочетаются между собой. Еще меньше сочетаются это слово и членство в радикальной партии, хотя ученые — историки, политологи и прочие без малейшего содрогания применяют его даже к тем, кто стоял у самого начала РСДРП. Люди, думающие о карьере, не становятся членами радикальной партии. В целях карьеры идут в партии умеренно-либеральные, которые в перспективе могут иметь хорошее представительство в парламенте, — ну будет же когда-нибудь парламент в России! А еще лучше куда-нибудь в администрацию, в чиновники — с талантами и работоспособностью Иосифа он мог достичь чинов очень высоких. Да что говорить — перед ним расстилалась ровной дорогой церковная карьера. Правда, тут требовалось монашество, так что Иосифа это вряд ли устроило бы — женщин он любил… Но как бы то ни было, радикальная революционная партия — последнее место, куда идут люди, думающие о карьере. Это прибежище романтиков, мечтателей, а то, что большевики получат возможность реализовать свои мечты, ни одна гадалка не рискнула бы предсказать. Да и сам Сталин до последнего момента не верил в то, что это возможно, — до тех пор, наверное, пока сам не занял место у штурвала новой империи.
Тебя здесь не ждут
Когда молодой пропагандист Иосиф Джугашвили отбывал в свою первую ссылку, он был уже далеко не «шестеркой» в большевистской колоде. В том же 1903 году состоялось его заочное знакомство с Лениным. До того Иосиф знал Ленина по «Искре» и давно им восхищался, ему нравилось умение этого человека писать о самых сложных вопросах просто и ясно. Не то незадолго до ареста, не то уже из тюрьмы он послал письмо одному из своих друзей за границей, и результат превзошел все его ожидания.
«Будучи уже в ссылке в Сибири… я получил восторженный ответ моего друга и простое, но глубоко содержательное письмо Ленина, которого, как оказалось, познакомил мой друг с моим письмом. Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии и замечательно ясное и сжатое изложение всего плана работы партии на ближайший период. Только Ленин умел писать о самых запутанных вещах так просто и ясно, сжато и смело — когда каждая фраза не говорит, а стреляет…» Это письмо не сохранилось — Иосиф сжег его, о чем потом очень сожалел.
…Ленинское письмо грело душу, тем более что в Грузии у него после побега возникли серьезные проблемы. В Тифлис он приехал в самое неподходящее время — одна за другой шли волны арестов, старые знакомые Иосифа находились кто в ссылке, кто в тюрьме. Появились, правда, некоторые новые знакомства. Один из этих людей впоследствии станет близким другом Иосифа — это тифлисский рабочий-механик С. Я. Аллилуев. С другим отношения будут сложные и кончатся трагически — это Лев Розенфельд, который позднее под псевдонимом Каменев станет одним из руководителей партии большевиков.
Оставаться в Тифлисе, где все еще шли аресты, было слишком опасно, и Иосиф отправился в Батум. Но, как оказалось, в Батуме его не очень-то ждали. Еще в 1903 году в докладе Тифлисского розыскного отделения Департаменту полиции сообщалось, что «деспотизм Джугашвили многих возмутил, и в организации произошел раскол», так что понадобился эмиссар из Тифлиса, чтобы примирить враждующие стороны. Действительно, если было нужно, добиваться своего Сталин умел, и не всем членам социал-демократической вольницы это нравилось.
После ареста Иосифа верх в организации взяли его противники во главе с И. Рамишвили — в будущем он станет меньшевиком. Трудно, правда, понять, чем отличались в то время кавказские большевики от кавказских меньшевиков, учитывая, что большинство этих «теоретиков» едва ли в силах было разобраться в сути политических разногласий между теми и другими. Но это делу не мешало: кавказские социал-демократы тут же с удовольствием разделились на два лагеря и стали оспаривать друг у друга главенство в каждом городке и на каждом заводе.
Итак, пока Иосифа не было, власть в Батумской организации захватили его противники. Узнав о приезде прежнего лидера, комитет постановил: к работе не допускать. Более того, как вспоминает Н. Киртава, у которой остановился Coco: «Рамишвили вызвал меня в комитет и стал кричать: "У тебя остановился Джугашвили?" — "Да", — отвечаю. "Должна прогнать из дома, в противном случае исключим тебя из наших рядов". Надо думать, крепко был обижен Рамишвили, если для того, чтобы выжить противника из города, он применял такие меры.
Иосиф оказался в отчаянном положении. Он перемещался по Батуму с квартиры на квартиру, а председатель комитета преследовал, требовал, чтобы его не укрывали, угрожал ослушникам исключением. Тогда он решил уехать обратно в Тифлис, но для этого нужны были деньги. Несколькими месяцами ранее, когда Иосифа отправляли в ссылку, батумские рабочие устраивали для него складчину, а теперь было не достать каких-то полтора рубля на дорогу — большинство старых товарищей отказывали в помощи. Наконец, знакомый кондуктор довез Иосифа до Тифлиса.
В чем же дело? Большевики, меньшевики… но нельзя же так обращаться со старым товарищем и, в конце концов, с фактическим создателем организации! Да и странно это, не такими уж дисциплинированными партийцами были батумские рабочие. Исключить! Смотри, друг Рамишвили, как бы тебя самого за такие фокусы не исключили!
Ситуация объясняется просто: именно в то время поползли слухи о том, что Джугашвили — провокатор, и, похоже, распространял их Рамишвили. Нужно же ему было как-то оправдать преследование человека, который, по сути, создал организацию — и, ничего не говоря прямо, он пустил слух, что в организации появился провокатор, а ожесточенным преследованием Иосифа как бы указал, кто этот провокатор. Прием не слишком чистоплотный, но эффективный и часто использовавшийся — как тогда, так и значительно позднее, например, в диссидентской среде.
В самом деле, задуматься было о чем. К побегу Иосифа ни тифлисская, ни батумская организация отношения не имели, а сам он совершенно не горел желанием отчитываться перед комитетом, кто устроил ему этот побег, и понять его можно — стукачи были везде. Он расскажет — кто, что и как, эти еще проверять кинутся, дойдет до охранки, и в итоге пострадают помогавшие ему люди. Да и кроме того, его ведь никто ни о чем не спрашивал и не предъявлял никаких обвинений. Просто пустили слух — и все…
В марте 1904 года в Батуме прошли крупные аресты, комитет был фактически разгромлен. Во главе нового комитета стал близкий друг старого товарища Кобы Ладо Кецховели, к тому времени погибшего в тюрьме. Узнав об этом, Иосиф вернулся в город, рассчитывая наладить отношения с организацией. К нему отнеслись несколько лучше, хотя и ненамного, но столь откровенно, как раньше, больше не преследовали, даже позволяли участвовать в партийных собраниях. Однако его пребывание в городе было недолгим.
К тому времени отношения между большевиками и меньшевиками достигли если и не предельной, то близкой к тому остроты. 1 мая, во время маевки, проходившей на берегу моря, произошла ссора, которую горячие кавказские парни завершили хорошей дракой. Иосиф, естественно, не остался в стороне и был жестоко избит. В Батуме больше оставаться было нельзя, в Тифлисе его тоже не ждали. Снова оказавшись в отчаянном положении, преследуемый страшным словом «провокатор», он уезжает в Гори.
Казалось бы, все кончено, от партийной работы он отлучен, надо переквалифицироваться в учителя. И тогда он решается на последний шаг — апеллировать к вышестоящему органу, благо к тому времени на Кавказе таковой появился. В 1903 году состоялся I съезд кавказских социал-демократов, где было принято решение об образовании Кавказского союза РСДРП, руководящим органом которого стал Союзный комитет. Самым старшим и уважаемым членом комитета был один из основателей грузинской социал-демократии М. Г. Цхакая, находившийся в то время в глубоком подполье.