Когда Мул встал с кресла и приблизился, Чаннис ощутил, как возросла интенсивность эмоционального потенциала, давившая на его сознание. Он яростно отбивался, но что-то безжалостно вползало в него, сгибая и ломая его волю. Он почувствовал за собой стену. Мул уперся в него взглядом, подбоченившись, со злобной улыбкой на губах под нависшей горой носа.
— Ваша игра кончена, Чаннис. Для вас всех — людей из того мира, который некогда был Вторым Установлением. Был! Был! Чего вы тут ждали, сидя и болтая все это время с Притчером, когда вы могли поразить его и отобрать бластер без малейшего применения физической силы? Вы ведь ждали меня, не так ли? Ждали, чтобы приветствовать меня в ситуации, не пробуждающей во мне излишних подозрений. К несчастью для вас, я не нуждался в пробуждении. Я знал вас. Я хорошо знал вас, Чаннис из Второго Установления. Но чего вы ждете теперь? Вы все еще отчаянно бросаетесь в меня словами, точно один только звук вашего голоса способен приморозить меня к креслу. И пока вы тут говорите, ваше сознание чего-то ждет… ждет… и все еще ждет. Но никто не приходит. Никто из тех, кого вы поджидаете — ваших союзников. Вы здесь в одиночестве, Чаннис, и останетесь в одиночестве.
И знаете, почему? Потому что ваше Второе Установление ошиблось во мне — вплоть до последних мелочей. Я давно разгадал их план. Они полагали, что я последую за вами сюда и стану отличной дичью для их кухни. Вы действительно должны были послужить приманкой — приманкой для бедного, глупого, слабого мутанта, который столь рьяно рвется к Империи, что готов угодить в очевидную ловушку. Но сделался ли я их пленником? А любопытно, успело ли до них дойти, что я едва ли явился бы сюда без моего флота, против артиллерии любого из боевых кораблей которого они беззащитны — абсолютно и жалко беззащитны? Дошло ли до них, что я не стану медлить, вступая в дискуссии или выжидая, пока события примут тот или иной оборот? Мои звездолеты были брошены против Ределла двенадцать часов назад, и они более чем успешно выполнили свою миссию. Ределл лежит в руинах, его населенные центры сметены. Сопротивления не было. Второго Установления больше нет, Чаннис, и я, странный, хилый уродец — я правитель Галактики.
Чаннис был в силах только слабо мотнуть головой.
— Нет… Нет…
— Да… Да… — передразнил Мул. — А если вы — последний оставшийся в живых, а вы вполне можете им быть, то это тоже ненадолго.
Последовала короткая, тягостная пауза, и Чаннис почти взвыл от внезапной боли раздирающего проникновения в самые сокровенные глубины его сознания.
Мул отступил на шаг и пробормотал:
— Недостаточно. Заключительную проверку вы не прошли. Ваше отчаяние притворно. Ваш страх — это не всеподавляющее безбрежное отчаяние, сопутствующее гибели идеала, а лишь слабенький, въедливый страх собственной смерти.
И слабая ручка Мула схватила Чанниса за горло. Хватка ее была еле ощутима, но Чаннис почему-то был не в силах ее стряхнуть.
— Вы — моя гарантия, Чаннис. Вы — мой указатель и предохранитель от всех недооценок, которые я мог допустить.
Глаза Мула буравили его. Настаивающие… Требовательные…
— Рассчитал ли я правильно, Чаннис? Перехитрил ли я ваших людей из Второго Установления?
Ределл разрушен, Чаннис, страшно разрушен, откуда же ваше притворное отчаяние? Что происходит на самом деле? Я должен знать всю правду, всю истину! Говорите, Чаннис, говорите. Или я проник недостаточно глубоко? Опасность все еще существует? Говорите, Чаннис. Где именно я ошибся?
Чаннис ощутил, как слова буквально выдираются у него изо рта. Они исходили не по доброй воле. Он стиснул зубы. Он кусал язык. Он сдавил мускулы шеи.
Но вытягиваемые силой слова исторгались наружу — заставляя его задыхаться, разрывая по пути горло, язык, зубы…
— Истина, — пискнул он, — истина…
— Да, в чем истина? Что еще остается сделать?
— Селдон основал Второе Установление здесь. Здесь, как я сказал. Я не солгал. Психологи прибыли сюда и захватили контроль над туземным населением.
— На Ределле? — Мул погрузился в глубины колодца, на дне которого таились сокровенные эмоции Чанниса и безжалостно взбаламутил его содержимое. — Ределл я уже уничтожил. Вы знаете, чего я хочу. Дайте мне это.
— Не Ределл. Я же сказал, что Вторые Установители могут и не иметь вида людей, находящихся у власти; Ределл — это фасад… — почти неразличимые на слух слова исходили из недр Чаннисова существа, пренебрегая попытками его жалкой воли остановить этот поток. — Россем…
Россем… Этот мир — Россем…
Мул ослабил свою хватку, и Чаннис рухнул, корчась от невыносимой боли.
— Вы пытаетесь провести меня? — мягко спросил Мул.
— Вас уже провели, — прозвучал последний, умирающий отголосок сопротивления Чанниса.
— В отношении вас и вам подобных — ненадолго. Я на связи с моим флотом. И после Ределла может наступить очередь Россема. Но сперва…
Чаннис ощутил, как на него надвигается неумолимая тьма. Машинально поднеся руку к измученным глазам, он не смог заслониться от нее. Это была тьма, которая удушала, и, чувствуя, как его растерзанное, израненное сознание катится назад, назад, в вечную черноту, он в последний раз успел увидеть облик торжествующего Мула — хохочущую длинную щепку… — трясущийся от смеха мясистый носище…
Голос, удаляясь, затих. Тьма любвеобильно окутала его.
Что-то раскололо мрак, подобно отблеску змеящейся вспышки молнии, тьма исчезла, и Чаннис медленно вернулся на землю. Зрение его восстанавливалось болезненно, в заполненных слезами глазах появлялись и исчезали расплывчатые образы.
Голова ныла невыносимо, и, когда он смог поднести к ней руку, его остро ужалила боль.
Видимо, он был жив. Медленно, подобно затухающему вихрю подброшенных в воздух перьев, его мысли выровнялись и потекли размеренно и спокойно. Он точно впитывал покой извне. С огромным трудом он повернул шею — и наступившее облегчение сменилось новой болью.
Дверь была открыта, и на пороге стоял Первый Спикер. Чаннис попытался заговорить, крикнуть, предостеречь — но язык его застыл, и он понял, что часть могучего сознания Мула по-прежнему удерживает его, лишая дара речи.
Он еще раз повернул голову. Мул все еще находился в помещении. Он был рассержен, глаза его метали молнии. Он уже не смеялся, но зубы его оскалились в лютой улыбке.
Чаннис почувствовал, как ментальное воздействие Первого Спикера целительными касаниями осторожно движется вдоль его сознания. Натолкнувшись на противостояние Мула, оно на миг вступило с ним в борьбу, вызвав чувство онемения, — и отпрянуло.
Мул сказал скрипуче, с яростью, которая до смешного не вязалась с его хлипким телом:
— Так. Еще один явился поприветствовать меня.
Его проворное сознание простерло свои волокна за пределы комнаты, наружу… наружу…
— Вы один, — произнес он.
Первый Спикер, соглашаясь, вступил в разговор.
— Я абсолютно один. Необходимо, чтобы я был один, поскольку именно я пять лет назад неправильно рассчитал ваше будущее. Я хочу без чьей-либо помощи исправить создавшееся положение. К несчастью, я не учел силы вашего Поля Эмоционального Отталкивания.
Проникновение в него отняло у меня много времени. Я поздравляю вас: вам мастерски удалось его выстроить.
— Мне вас незачем благодарить, — последовал агрессивный ответ. — Нечего обмениваться со мною комплиментами. Или вы явились, чтобы добавить к уже валяющемуся здесь треснувшему столпу вашей державы осколки собственного мозга?
Первый Спикер улыбнулся:
— Что ж, человек, которого вы именуете Беилем Чаннисом, хорошо выполнил свою миссию.