Тем более, что он ментально не был равен вам. О да, я вижу, что вы с ним плохо обошлись, но мы, надеюсь, сможем восстановить его в полной мере. Он — храбрый человек, сударь. Он добровольно взялся за эту миссию, хотя мы и были в состоянии математически предсказать огромную вероятность повреждения его рассудка — а ведь это куда хуже простой физической немощи.
Разум Чанниса тщетно пытался найти выход в виде предупреждающего возгласа, но слова застревали в его устах. Он мог только излучать постоянный поток страха… страха…
Мул был безмятежен.
— Вы, конечно, знаете о разрушении Ределла?
— Знаю. Нападение вашего флота было нами предугадано.
— Я тоже так полагал. Но не предотвращено, не так ли? — добавил Мул злорадно.
— Действительно, предотвратить его нам не удалось.
Эмоциональная символика Первого Спикера в этот момент была ясна. Она выражала бесконечное негодование и отвращение к самому себе.
— И вина здесь в основном лежит на мне, а не на вас. Кто мог пять лет назад представить вашу мощь? С самого начала — со времени захвата вами Калгана, — у нас появилось подозрение, что вы обладаете силой эмоционального контроля. Это нас не слишком удивило, Первый Гражданин, и я объясню вам, почему именно.
Способ эмоционального контакта, тот, которым обладаем мы с вами, не есть нечто совершенно новое. По сути, он неявно присутствует в человеческом мозгу. Большинство людей может читать в поверхностном слое эмоций, прагматически связывая их с выражением лица, тоном голоса и тому подобным. Немалое число животных обладает этим умением в еще большей степени: они эффективнее используют обоняние, а эмоции их, конечно, менее сложны.
Люди в действительности способны на бесконечно большее, но с развитием речи миллион лет назад дар прямого эмоционального контакта начал атрофироваться. Восстановление этого забытого чувства, хотя бы частично, явилось огромным достижением нашего Второго Установления.
Но мы не рождаемся с этим. Миллион лет угасания — солидное препятствие. Мы вынуждены развивать это чувство, упражнять его, подобно тому, как упражняем наши мышцы. И тут-то и выявляется различие между вами и мной. Вы-то с ним родились.
Рассчитать этот факт мы смогли. Мы смогли рассчитать также воздействие подобного дара на личность, погруженную в мир людей, им не обладающих. Зрячий в королевстве слепых… Мы подсчитали пределы, до которых могла бы дойти ваша мания величия, и думали, что ко всему подготовились. Но мы оказались не готовы к двум факторам.
Первым оказался исключительный диапазон действия вашего чувства. Мы в состоянии вступать в эмоциональный контакт только в зоне прямой видимости — вследствие чего мы более беззащитны против физического оружия, чем вы думаете. Ведь зрение играет такую огромную роль.
С вами дело обстоит иначе. Нам стало известно, что вы можете держать людей под контролем и поддерживать с ними тесный эмоциональный контакт за пределами видимости и слышимости. Но обнаружили мы это слишком поздно.
Во-вторых, мы не знали о ваших физических недостатках, особенно об одном, по вашему мнению — самом важном из них, из-за которого вы и приняли имя Мула. Мы не учли, что вы не просто мутант, но стерильный мутант, и добавочное искажение вашей психики, ввиду комплекса неполноценности, прошло мимо нас. Мы допускали только манию величия, но не интенсивную психопатическую паранойю.
Именно я несу ответственность за все эти упущения, ибо, когда вы захватили Калган, я был лидером Второго Установления. К тому моменту, когда вы разрушили Первое Установление, мы смогли во всем разобраться — но было уже слишком поздно. И из-за этой ошибки на Ределле погибли миллионы.
— …А теперь вы приметесь исправлять ошибки? — тонкие губы Мула скривились, его разум пульсировал ненавистью. — Что вы можете сделать? Придать мне добавочный вес? Вернуть мне мужскую силу? Удалить из моего прошлого долгое детство в чуждом окружении? Вы сочувствуете моим страданиям? Вы сожалеете о моих несчастьях? То, что я делаю по необходимости, меня не печалит. Пусть Галактика защищает себя как может. Она не пошевелила пальцем для моей защиты, когда я так в ней нуждался.
— Разумеется, ваши чувства, — сказал Первый Спикер, — являются только порождением вашего прошлого, и их нельзя осуждать; их можно только изменить. Разрушение Ределла было неизбежным.
Альтернативой стали бы куда большие разрушения по всей Галактике, затянувшиеся на века. Мы сделали все, что не выходило за рамки наших возможностей. Мы эвакуировали с Ределла столько людей, сколько смогли. Остальных мы рассредоточили по планете. К несчастью, эти меры были неадекватны. Многие миллионы все-таки погибли. Вы не сожалеете о них?
— Вовсе нет — и, уверяю вас, я нисколько не буду сожалеть также о ста тысячах, которые через шесть часов погибнут на Россеме.
— На Россеме? — быстро спросил Первый Спикер.
Он повернулся к Чаннису, который пытался привстать, и пришел на помощь его усилиям.
Чаннис ощутил, как над ним в поединке схлестнулись два сознания, и вдруг сдерживающие узы распались. Слова, спотыкаясь, посыпались из его уст:
— Сударь, я полностью провалился. Он все выжал из меня не более чем за десять минут до вашего появления. Я не мог противостоять ему и не прошу снисхождения. Он знает, что Ределл — это не Второе Установление. Он знает, что Второе Установление — это Россем.
И те же узы вновь плотно сдавили его мозг.
Первый Спикер нахмурился.
— Теперь понятно. И что вы намерены делать?
— Неужто вам в самом деле интересно? Неужто вы действительно не видите очевидного? Все это время, пока вы тут разъясняли мне природу эмоционального контакта, пока вы бросались в меня такими словами, как мания величия и паранойя, я был занят. Я вступил в контакт с моим флотом и передал ему приказ. Если я сам по той или иной причине не отменю этого приказа, через шесть часов начнется бомбардировка всего Россема, за исключением зоны радиусом в сто миль вокруг этой одинокой деревни. Они должным образом выполнят это задание, а затем совершат здесь посадку. У вас есть только шесть часов, а за шесть часов вы не сможете одолеть моего сознания, равно как и спасти остальную часть Россема.
Мул широко развел руками и снова расхохотался, пока Первый Спикер, казалось, с трудом осмысливал это новое положение дел.
— А какова возможная альтернатива? — спросил он.
— О каких альтернативах вообще может идти речь? Мне большего и не надо. Или я должен заботиться о жизни обитателей Россема? Возможно, если вы дадите моим кораблям высадиться, и все — то есть, я хочу сказать, все члены Второго Установления, — подчинитесь моему ментальному контролю, я отменю приказ о бомбардировке. Контроль над таким большим числом людей с высоким интеллектом мог бы иметь смысл. Но это опять-таки потребовало бы значительных усилий, которые, быть может, так и не окупятся, так что я не особенно жажду вашего согласия на этот вариант. Ну, что вы скажете, Второй Установитель? Каким оружием вы располагаете против моего сознания, которое по крайней мере не слабее вашего, и против моих кораблей, которые сильнее всего, чем вы только мечтали бы обладать?
— Чем я располагаю? — медленно повторил Первый Спикер. — Да ничем особенным — только крупицей, ничтожной крупицей знания, которой по-прежнему не хватает вам.
— Рассказывайте побыстрее, — засмеялся Мул, — и как можно изобретательнее. Как бы вы ни изощрялись, вам не выкрутиться.
— Бедный мутант, — сказал Первый Спикер, — мне незачем выкручиваться. Спросите себя сами: почему в качестве приманки на Калган был отправлен Беиль Чаннис — тот Беиль Чаннис, который, будучи молод и отважен, тем не менее ментально уступает вам почти в той же степени, что и этот ваш спящий офицер Хэн Притчер. Почему не отправился я или кто-либо другой из наших руководителей, не столь слабых по сравнению с вами?
— Возможно, — последовал предельно уверенный ответ, — это и не такая уж глупость, поскольку никто из вас, по-видимому, мне не ровня.