— Не имею представления. По-видимому, она развивается после долгой тренировки, так как в энцефалографии можно отыскать указания, что подобный потенциал скрыт в человеческом мозгу. Но на что вам сдалась эта особенность? Им она не помогла.
Он нахмурился.
Он ничего не произнес, но мысли его буквально кричали.
Это было слишком просто — слишком просто. Они рухнули, эти неуязвимые, попадали подобно картонным книжным злодеям, — и это ему не нравилось.
О Галактика! Когда и как человек может осознать, что он не марионетка?
Аркадия возвращалась домой, и Дарелл мысленно содрогнулся от того, с чем должен будет в конце концов столкнуться.
Аркадия была дома уже неделю, а он все еще не мог освободиться от тяжелых мыслей.
Впрочем, это было неизбежно.
За время ее отсутствия некая таинственная алхимия превратила Аркадию из ребенка в молодую женщину. Она, только она связывала его с жизнью; благодаря ей он помнил о своем горьком и сладостном браке — этой недолгой, слишком недолгой череде медовых месяцев.
И, наконец, как-то поздно вечером он спросил так небрежно, как только мог:
— Аркадия, что заставило тебя придти к мысли, будто Терминус заключает в себе оба Установления?
Они только что вернулись из театра, у них были лучшие места, с отдельными объемными визорами для каждого; Аркадия была в новом платье специально для этого случая, и она была счастлива.
Она бросила на отца пристальный взгляд, потом отмахнулась.
— О, я не знаю, папа. Это просто пришло мне в голову.
Слой льда, покрывавший сердце доктора Дарелла, стал толще.
— Подумай, — сказал он с нажимом. — Это важно. Что заставило тебя придти к мысли, что оба Установления находятся на Терминусе?
Она чуть нахмурилась.
— Ну, там была госпожа Каллия. Я узнала, что она из Второго Установления. Ведь Антор тоже сказал об этом.
— Но она была на Калгане, — настаивал Дарелл. — Что заставило тебя подумать о Терминусе?
На этот раз Аркадия ответила с опозданием на несколько минут. В самом деле, что заставило ее так подумать? О Космос, что же именно? Она испытывала невыносимое ощущение чего-то ускользающего между пальцами. Наконец она сказала:
— Она — госпожа Каллия — обо всем, разумеется, знала, а значит, она получала информацию с Терминуса. Разве это звучит неправдоподобно, папа?
Он только покачал головой в ответ.
— Папа, — воскликнула она, — я это знала! Чем больше я думаю, тем более в этом уверена. В этом просто имелся смысл.
Взгляд ее отца стал совсем потерянным.
— Это худо, Аркадия. Плохо. Когда имеешь дело со Вторым Установлением, интуиция внушает подозрение. Тебе ведь это тоже понятно? Это могла быть интуиция… а мог быть и контроль!
— Контроль! Ты имеешь в виду, что они меня обработали? О, нет! Нет, они не могли! — она отпрянула. — Разве Антор не сказал, что я была права? Он признал это. Он признался во всем. И вы нашли всю их шайку прямо здесь на Терминусе. Или нет? Разве не так? — она едва была в состоянии перевести дух.
— Да, это так, но… Аркадия, ты позволишь мне сделать энцефалографический анализ твоего мозга?
Она яростно затрясла головой.
— Нет, нет! Я боюсь.
— Меня, Аркадия? Бояться нечего. Но мы должны узнать правду. Ведь ты же это понимаешь, не так ли?
После этого Аркадия прервала отца только раз. Перед тем, как щелкнул последний тумблер, она вцепилась в его руку.
— Что если я окажусь иной, папа? Что ты будешь делать?
— Я ничего не буду делать, Аркадия. Если ты изменилась, мы уедем. Мы вернемся с тобой на Трантор и… ничто в Галактике больше не будет нас касаться.
Никогда прежде анализ не доставлял Дареллу столько мучений и не тянулся так долго, как в этот раз. Когда он кончил, Аркадия свернулась в комок, не осмеливаясь поднять голову. Потом она услышала его смех, и этого было достаточно. Она вскочила и бросилась в распростертые объятия отца.
Пока они тискали друг друга, Дарелл бормотал, как безумный:
— Дом находится под максимальными помехами, а волны твоего мозга нормальны. Мы действительно поймали их в ловушку, Аркадия! Мы можем вернуться к жизни.
— Папа, — выдохнула она, — пусть теперь они награждают нас медалями.
— Откуда ты узнала, что я просил оставить нас в покое? — он отодвинул ее на расстояние вытянутых рук и снова рассмеялся. — Неважно, ты ведь всегда все знаешь. Хорошо, ты получишь свою медаль, на трибуне, с речами…
— И, папа!..
— Что?
— Можешь ты теперь говорить мне Аркади?
— Но… Ладно, Аркади!
Чувство одержанной великой победы медленно впитывалось в него, заполняя все его существо. Установление, Первое Установление, а теперь — просто Установление, единственное Установление — было абсолютным властелином Галактики. Между ним и Второй Империей — финалом Селдоновского Плана — больше не стояло никаких преград.
Им остается только достичь цели…
Благодаря…
22. Ответ, который был истинным
Не найденная комната на ненайденной планете!
И человек, чей план сработал.
Первый Спикер взглянул на Ученика.
— Пятьдесят мужчин и женщин, — сказал он. — Пятьдесят мучеников! Им было известно, что это означает смерть или вечное заключение, и их нельзя было даже ориентировать, чтобы они не дрогнули — ведь такую ориентацию могли заметить. Но они не дрогнули. Они воплотили план в жизнь, потому что любили более грандиозный План.
— Могло ли их число быть меньшим? — с сомнением спросил Ученик.
Первый Спикер медленно покачал головой.
— Это было нижним пределом. Меньшее число могло бы показаться неубедительным. В сущности, абсолютно объективный подход потребовал бы семьдесят пять участников — чтобы обезопаситься от ошибок. Неважно. Итак, вы изучили план действий, пятнадцать лет назад разработанный Советом Спикеров?
— Да, Спикер.
— И сравнили его с действительным ходом дел?
— Да, Спикер.
Помедлив, Ученик добавил:
— Я совершенно потрясен, Спикер.
— Я знаю. Все изумляются. Знали бы вы, сколько человек трудились над этим, в течение скольких месяцев — да что там, лет, чтобы навести полный глянец… тогда вы бы меньше изумлялись.
А теперь изложите мне суть происшедшего словами. Я хочу выяснить ваше понимание математики.
— Да, Спикер, — молодой человек собрался с мыслями. — Главная проблема состояла в том, чтобы глубоко убедить людей Первого Установления, будто им удалось обнаружить и уничтожить Второе Установление. Тем самым произошло бы возвращение к заранее намеченному, исходному плану. Терминус во всех смыслах опять ничего не будет знать о нас и не будет опираться на нас в своих расчетах. Мы снова скрыты и находимся в безопасности — ценой потери пятидесяти человек.
— А цель Калганской войны?
— Показать Установлению, что они в состоянии разбить физического врага — и тем самым нейтрализовать ущерб, нанесенный Мулом их самооценке и уверенности в своих силах.
— Тут ваш анализ неполон. Припомните, население Терминуса относилось к нам явно неоднозначно. Они ненавидели нас, завидуя нашему предполагаемому превосходству, но в то же время невольно полагались на нашу защиту. Если бы мы были «уничтожены» в ходе Калганской войны, это привело бы к панике по всему Установлению. Тогда у них не достало бы храбрости противостоять Стеттину, если бы тот перешел к атаке — а он сделал бы это непременно. Только на гребне победы «уничтожение» могло иметь место с минимальным объемом вредных последствий. А год спустя ажиотаж мог бы уже угаснуть, что тоже не привело бы к успеху.
Ученик кивнул.
— Я понимаю. Теперь же ход истории будет двигаться без всяких отклонений по курсу, предначертанному Планом.
— Если только, — отметил Первый Спикер, — в будущем не произойдут новые непредвиденные инциденты.
— А как раз для их предотвращения, — сказал Ученик, — мы по-прежнему существуем. Однако…
Однако… Меня беспокоит одна особенность нынешнего положения дел, Спикер. У Первого Установления остался Ментальный Помехоизлучатель — мощное оружие против нас. По крайней мере в этом смысле положение изменилось по сравнению с тем, что было прежде.