– Слова!– выкрикнула она и начала дрожать. – Слова, слова, только слова!
– Я сам устал от слов, но не могу заключить тебя в объятия, пока твой достойный евнух смотрит на нас. Ты сама знаешь, что всё стало бы простым и понятным, когда бы я обнял тебя. И не нужны бы были никакие слова.
– Ты сумасшедший,– сказала она, отступая. Но наши глаза встретились, как тогда, перед храмом Мудрости Божьей. И они не лгали и не скрывали ничего.
– Анна, любимая моя! Наше время истекает напрасно как песок в песочных часах. Когда мы встретились, я уже знал тебя. Наша встреча была предрешена. Может, когда-то мы уже жили на Земле и встречались в той, прежней нашей жизни. А теперь живём, чтобы встретиться вновь. Но мы ничего не знаем об этом. Лишь то, что встретились сейчас, что это должно было произойти. Но если это наш единственный шанс, единственное место и единственное мгновение во Вселенной и в Вечности, когда нам суждено было встретить друг друга? Почему ты колеблешься, почему не веришь сама себе?
Она подняла руку и заслонила ею глаза. Ускользнула от меня. К своим коврам, окнам, порфировым полам, к своему мироощущению, воспитанию, разуму.
– Отец стоит между нами,– тихо сказала она.
Я проиграл. И тоже возвратился из мечты.
– Он вышел в море. Зачем?
– Зачем?– вскипела она. – И ты об этом спрашиваешь? Затем, что он по горло сыт бездарной политикой никчемного кесаря. Затем, что не гнёт спину перед султаном, как Константин. Сейчас война, и он воюет. Ты спрашиваешь зачем? Затем, что он единственный настоящий мужчина в городе, единственный настоящий грек. Он не прячется за спины латинян. Полагается на себя и свои дромоны.
Что мог я ответить ей на это? Заслуженно или нет, но она любит своего отца. Ведь она Анна Нотарас.
– Значит, ты сделала свой выбор,– констатировал я. – Расскажешь обо мне отцу?
– Да,– ответила она. – Расскажу о тебе отцу.
Я сам набросил на себя эту петлю. Я не сказал больше ни слова. Мне не хотелось даже смотреть на неё. Всё было предначертано заранее.
15 февраля 1453.
Вчера вернулся флот. Все пять дромонов. Реяли знамёна. Моряки били в барабаны и дули в пищалки. Маленькие бронзовые пушки салютовали. Люди бежали к порту и махали кусками белой материи с городских стен.
Сегодня на базаре продавали невольников: рыбаков, длиннобородых стариков, худых мальчишек, плачущих женщин, укрывающих лица остатками убогих одежд. Действительно, великолепную победу одержал над турками мегадукс Лукаш Нотарас.
Ему удалось внезапно напасть на парочку деревушек на азиатском побережьи и взять в рабство их жителей. В других деревеньках люди успели убежать, но он спалил их жилища. Он доплыл до самого Галлиполи. Ещё ему удалось затопить турецкое торговое судно. Когда в море вышли турецкие корабли, он вернулся домой.
Вот это триумф! Какие почести воздавали греческим морякам! Как народ скандировал имя мегадукса, когда он верхом возвращался домой! Джустиниани и его солдаты сразу оказались в тени. Мегадукс стал героем Константинополя на целый день. Но на рынке желающих купить турецких невольников не оказалось. Никто не издевался над пленными и не оскорблял их. Любопытные быстро разошлись. Все опускали глаза в замешательстве при виде этих беспомощных убогих людей, которые испуганно цеплялись друг за дружку и бормотали строки из Корана для поднятия духа.
18 февраля 1453.
Ответ из Адрианополя не заставил себя ждать. Султан приказал огласить письмо кесаря Константина как доказательство лживости греков и топтал его ногами. Гонцы в кованных железом башмаках разнесли вести по всем турецким городам. Дервиши и муллы призывают к отмщению. Партия мира вынуждена молчать. Мехмед приглашает в свидетели Запад.
«Неоднократно греки нарушали данные под присягой обещания и договоры, как только им представлялся удобный случай. Предав свою церковь во власть Папы, кесарь Константин порвал последние нити дружбы между греками и турками. Он хочет настроить Запад против турок. Лживыми словами и лицемерной учтивостью пытается он скрыть свои намерения. Но османские деревни, пылающие на берегу Мраморного моря высветлили и демаскировали его кровавые планы. Агрессивные устремления Византии угрожают всей нашей мирной жизни. Коварство и жестокость греков вынуждают нас думать об отмщении. Чтобы положить конец постоянной угрозе, освободить страну от нависшей опасности со стороны греков, долг каждого правоверного идти на священную войну. Тот, кто ещё защищает греков, демаскирует себя как враг нашего государства. Пусть же поднимется карающий меч султана для мести за убитых, замученных, сгоревших живьём и обращённых в рабство правоверных!».
Чтобы убедить последних колеблющихся, султан приказал во всех мечетях на молитвах в пятницу зачитать имена турок, убитых моряками кесаря.
Нападение кесарьского флота послужило тем последним доводом, в котором нуждался Мехмед, чтобы сокрушить ожесточённое сопротивление партии мира и великого визиря Халила. Тот, кто ещё противится войне – рискует собственной головой. Даже Халил, великий визирь и потомок великих визирей не может чувствовать себя в безопасности.
21 февраля 1453.
В Пантократоре происходят чудеса. По утрам влажный воздух сгущается, превращаясь в капли воды на святых иконах. Монахи утверждают, что это предсмертный пот святых. Одна монашка клялась, что видела, как плакала Святая Дева в Блахернах кровавыми слезами. Люди ей верят, хотя кесарь дал указание кардиналу Исидору и официально не признанному патриарху Геннадиусу вместе с учёными философами исследовать образ, и те не нашли на нём никаких следов крови. Народ не верит отступникам. Он фанатично держится за старые символы веры крепче, чем когда-либо прежде.
Молодые монахи, ремесленники и купцы, которые прежде не могли отличить один конец меча от другого, сейчас в строгой дисциплине тренируются во владении оружием группами по десять и сто человек под руководством опытных воинов Джустиниани. Они хотят сражаться за свою веру и горят желанием быть равными латинянам, когда дело дойдёт до боя. Они намерены отстоять город: учатся натягивать лук и их стрелы летят куда попало. В запале они бегут, чтобы воткнуть копьё в мешок с сеном. Но отсутствие опыта делает их неловкими. Некоторые спотыкаются, наступив на собственный плащ. Но среди них есть несколько сильных мужчин. Они будут полезны, когда турки пойдут на штурм, и надо будет бросать камни со стен.
На всех добровольцев и призывников не хватает шлемов и даже кожаных доспехов. А те, кому шлемы достались, снимают их при первом удобном случае и жалуются, что они давят и натирают лоб. Ремни панциря врезаются им в тело. Ходить в наколенниках они не могут вообще.
Я их не осуждаю. Они стараются изо всех сил. Их учили другим профессиям. Они верили в стены, охраняемые наёмниками кесаря. В открытом бою один янычар способен в считанные мгновения справиться с десятью такими добровольцами.
Я видел это по их мягким белым рукам, способным вырезать чудесную резьбу на слоновой кости. Я видел это по их глазам, умеющим угадывать образы святых в ещё необработанных кусках сердолика. Передо мной были люди, умеющие читать и писать. Люди, способные тонкими кисточками рисовать лучезарные буквы киноварью и золотом в литургических манускриптах.
Это им приходилось сегодня учиться рубить и колоть мечом в неприкрытый пах, направлять копьё в лицо человека, целиться стрелой в глаза, которые видят небо и землю.
Сумасшедший мир. Сумасшедшее время.
Из арсенала доставили на стены недавно отлитые ручные пищали и большие кованые из железа пушки, так как кесарь не имеет средств, чтобы отлить их из бронзы. Неопытные рекруты боятся пушек больше, чем турок. Когда пушка стреляет, они бросаются на землю и затыкают уши руками. Они жалуются, что грохот их оглушает, а огонь, вылетающий из дул, ослепляет. В довершение всего, в первый же день разорвалась маленькая железная пушка и от двух человек остались одни куски.
24 февраля 1453.