По сравнению с этим штурмом, все предыдущие были просто забавой. В эту ночь султан не шутил: в атаках приняла участие значительная часть его войска. Но в Блахернах всё было относительно безопасно. Здесь лестницы турок не доставали до вершины стены. Поэтому байлон выделил часть солдат, и поручил мне отвести отряд к Джустиниани, чтобы и венециане заслужили свою долю славы.
Как раз в тот момент, когда мы пришли на место, какому-то здоровенному янычару удалось с огромным трудом взобраться на стену. Радостным криком он призвал за собой своих товарищей и бросился на поиски Джустиниани. Латники расступались перед ним. Джустиниани сражался в выломе несколько ниже того места и мог оказаться в трудной ситуации, если бы один из работников, обыкновенный грек, даже без панциря, бесстрашно бросившись на янычара с зубца стены, не отсёк ему стопы широким топором. Потом уже Джустиниани легко справился с нападавшим. Своему спасителю Джустиниани подарил в награду изрядную сумму денег, но сказал, что предпочёл бы обойтись собственными силами.
Этот эпизод я наблюдал в свете факелов и вспышек от выстрелов, среди криков и лязга щитов. Потом я уже не мог думать ни о чём. Напор атакующих был столь силён, что нам пришлось сомкнуть шеренги, чтобы ему противостоять.
Сегодня меч мой тупой. Когда на рассвете турки стали постепенно отходить и, наконец, убрались восвояси, я устал так смертельно, что едва мог поднять руку. Все мои члены болели, а на теле было полно синяков и болезненных шишек. Но ни одной раны я не получил. Счастье мне не изменило. Даже Джустиниани достался удар копьём в пах и лишь благодаря доспехам он оказался неопасен.
Когда Джустиниани увидел моё состояние, он дал мне дружеский совет:
– В пылу и азарте боя человек нередко чрезмерно перенапрягает свои силы. Но даже самая жестокая атака не столь опасна, как расслабление во время неожиданного перерыва в бою. Тогда можно упасть и не иметь сил подняться. Поэтому, опытный воин не растрачивает все свои силы даже в самом тяжёлом бою и бережёт их до конца. Это может спасти ему жизнь, если атака повторится.
Он выразительно посмотрел на меня своими выпуклыми глазами и добавил:
– Тогда человек может хотя бы убежать и не окажется в роли беззащитной жертвы резни.
У него было хорошее настроение, и лишь раздражала необходимость разбавлять вино водой. Вино заканчивалось.
– Так, так, Джоан Анжел,– сказал он. – Постепенно мы начинаем ощущать вкус настоящей войны. Султан разошёлся. Похоже, скоро нам придётся отражать настоящий штурм.
Я посмотрел на него недоверчиво.
– Что же тогда настоящий штурм? – спросил я. – Страшнее чем этот, я не видел никогда и даже не могу себе представить. Янычары дрались как дикие звери, и мне казалось, что я сам превращаюсь в зверя.
– Многое тебе ещё предстоит увидеть и узнать, Джоан Анжел, – дружелюбно сказал Джустиниани. – Поздравь свою красивую жену. Женщины любят, когда от мужчины пахнет кровью. Я сам испытал это, и никогда ещё лоно женщины не казалось мне прекраснее, чем в тот день, когда я отправил на небо с помощью моего меча множество душ врагов, а сам себя чувствовал униженным и осквернённым. Завидую тебе, Джоан Анжел, потому что у тебя всё впереди.
Обессиленный и преисполненный отвращения к самому себе, я не обращал внимания на его слова. Холодный утренний воздух пропитался парами крови от груд неостывших трупов. Разве мог я, всё ещё одеревеневший от смертельного страха, с кровью на одежде и руках, и с бесконечным мельканием картин боя в голове, прикоснуться к моей жене? Кроме того, я боялся, что проснусь с криком, если усну, хотя больше всего на свете мне хотелось спать.
Но Джустиниани был прав. Это ужасно, но он был прав. Я воспользовался его разрешением, чтобы уйти домой и отдохнуть после битвы. И никогда ещё моё избитое, наполненное болью тело не пылало таким огнём, как в это утро.
Сон мой был глубок. Он был глубоким как смерть, когда я, наконец, уснул, положив голову на белую руку Анны Нотарас.
8 мая 1453.
Вчера поздно вечером тайно собрался совет двенадцати. Последний штурм турок ясно показал, что наших сил для защиты города явно недостаточно. Огромный мост, который султан приказал перебросить через Золотой Рог на понтонах, прежде всего, угрожает Блахернам. Поэтому, после долгих споров венециане решили разгрузить три больших судна Тревисана и, таким образом привлечь на стены ещё две тысячи человек. Груз решено сложить в арсенале кесаря, а команды и солдаты будут защищать Блахерны.
Тревисан протестовал от имени владельцев и капитанов. Он приводил аргумент, что если груз, имеющий ценность в десятки тысяч дукатов будет перенесён на берег, то нет ни малейшей надежды на его возвращение на суда, если турки возьмут город. Кроме того, сами суда, а, возможно, и команды будут потеряны.
И всё же, совет двенадцати решил, что суда должны быть разгружены. Но когда об этом узнали команды, то с капитанами во главе оказали вооружённое сопротивление и отказались сойти на берег.
Сегодня всё остаётся по-прежнему. Совету двенадцати не удаётся справиться с моряками, несмотря на то, что сам кесарь со слезами на глазах взывал к их совести.
12 мая 1453.
Моряки не уступают. Все переговоры закончились ничем. Но совету двенадцати удалось привлечь на свою сторону Тревисана и Алоиса Диего. Капитаны судов получили денежные подарки. Венециане ещё заинтересованы в том, чтобы удержать Блахерны любой ценой.
Без сомнения, территория Блахерн под серьёзной угрозой. Но, независимо от ситуации, венециане в любом случае хотят усилить там свой гарнизон, чтобы господствовать над городом, если султан будет вынужден снять осаду. Именно поэтому они приняли сейчас решение отправить моряков на стены. Кроме моряков на палубах судов из Таны находятся четыреста закованных в железо солдат.
А тем временем, каждую минуту греки проливают кровь и умирают на стенах. Нотарас был прав. И у Золотых Ворот и по обеим сторонам от ворот Селимбрийских греки собственными силами отразили все атаки. Правда, стены там не столь сильно повреждены, как возле ворот св. Романа и ворот Харисиуса. Но большинство защитников – это обычные ремесленники и монахи, которых едва успели научить пользоваться оружием. Есть среди них слабые, которые теряют присутствие духа, когда турки идут на штурм и убегают сломя голову. Но гораздо больше людей такого покроя, как те, что сражались под Термопилами и Марафоном.
Война высвечивает в человеке лучшие черты. И худшие. Чем дольше длится осада, тем явственнее перевес на стороне зла. Время работает против нас.
Латиняне толстеют и с красными, лоснящимися от жира лицами, грызутся друг с другом. А греки с каждым днём всё больше худеют. Глоток самого дешёвого кислого вина – это всё, что они получают из запасов кесаря. Их жёны и дети плачут от голода в молитвенных процессиях, бредущих от храма к храму. С утра до вечера и с вечера до утра пламенные молитвы смиренных и несчастных возносятся к небу. Если бы молитвы могли спасти город, то Константинополь простоял бы до судного дня.
Латиняне совещаются в храме св. Девы и в Блахернах, а кесарь призвал греков сегодня вечером в храм Мудрости Божьей на богослужение и военный совет. Джустиниани посылает меня вместо себя. Сам он не хочет удаляться от стены.
13 мая 1453.
Военный совет начался в подавленном настроении и почти тотчас его прервал сигнал тревоги со стены. Перед храмом мы встретили гонца, который сообщил, что турки атаковали Блахерны со стороны материка и Калигарийских ворот. Но основной удар направлен на выломы возле ворот Харисиуса.
В темноте звонили колокола и стучали колотушки. В домах зажигались огни, и испуганные полуодетые люди выбегали на улицу. Корабли в порту подошли к запору на случай атаки со стороны моря. Была полночь, и в неподвижном воздухе шум битвы за Блахерны разносился по всему огромному городу до самого Ипподрома. Ярко пылали огни турецкого лагеря, окружая город сплошным кольцом.
Мы пришпорили коней и с фонарями в руках мчались по улицам полным галопом. Подъезжая к воротам Харисиуса, мы встретили сплошной поток бегущих от стен людей и среди них много мужчин с оружием в руках. Кесарь натянул поводья и громким голосом заклинал их именем Христа вернуться на стену. Но люди были настолько ослеплены страхом, что не обращали внимания на его слова. Солдаты гвардии, сопровождавшие нас, были вынуждены направить лошадей на толпу, и многие из беглецов были повергнуты на землю, прежде чем остальные остановились, огляделись, как бы, не понимая, где находятся, а потом медленно, явно мешкая, пошли назад к стене.