Султан Мехмед наклонил к нему молодое пылающее лицо и прошептал:
– Ты предал своего кесаря. Предашь и меня.
Мегадукс Нотарас опустил голову и воскликнул ещё раз:
– Ты воистину справедлив, господи!
Потом он попросил сначала увидеть казнь сыновей, так как хотел быть уверен, что они не отрекутся от греческой веры, пытаясь спасти свою жизнь. Султан на это согласился. Нотарас сам заставил сыновей стать на колени, сначала старшего, а потом младшего, и разговаривал с ними спокойно, когда палач рубил им головы. Ни одна слеза не появилась в его тёмных глазах, хотя султан Мехмед с любопытством подался вперёд и не спускал глаз с его лица.
Когда оба сына были уже мертвы, Нотарас сказал:
– Господи, боже мой, будь мне судьёй! Ты имеешь право меня судить, но ни один человек не имеет такого права.– Но потом он смирился, склонил голову, залился слезами и молился так, как молятся простые люди:
– Иисус Христос, сын божий, смилуйся надо мной, грешным!
Он молился непродолжительное время на краю площади, затем поднялся и пошёл за чаушами к колонне Аркадиуса, встал на колени в крови сыновей и спокойно ждал смерти.
Султан приказал положить его голову на пьедестал колонны выше голов остальных греков. Потом Мехмед отвернулся, утомлённый видом крови и запахом трупов и отъехал к своему шёлковому шатру. Мне он велел идти домой, хотя я посчитал, что всё уже исполнено и настал мой час.
* * *
Пишет это Мануэль, сын Дементоса, того самого Дементоса, который был подносчиком дров у старого кесаря Мануэля. Сам я, Мануэль, служил у господина Иоханеса Анхелоса, которого латиняне называли Джоаном Анжелом, а турки прозвали Ангелом и боялись его.
Когда мой господин написал то, что должен был написать, я показал ему деньги, спрятанные мною в погребе и золотую чашу для причастий, которую спас из монастыря Хора и сказал ему:
– Многие латиняне откупились от визирей султана. Откупись и ты и мы вместе убежим из этого города смерти.
Но на это он ответил:
– Нет, нет! Смерть – это высшее благо, которое мне могут уделить. А ты продолжай жить и оставайся в городе, ведь ты из тех, которые выживают всегда. Вы такие, какие есть и сами ничего с этим поделать не сможете.
Мой господин не спал много ночей, а в последние дни не ел и не пил как в самый строгий пост. Может, поэтому разум его помутился, и он уже не понимал что для него благо.
На третий день после падения города султан прислал посланца к моему господину и вызвал его к себе. Я последовал за ними на расстоянии, и никто мне не помешал. Под колонной Константина собрались греки, посмотреть, что здесь будет происходить.
Возле колонны Константина лежала голова кесаря Константина. Глаза у неё вытекли, и сама она уже начала смердеть. Мехмед указал на голову и воскликнул:
Мечом я добыл Константинополь и мечом сразил кесаря Константина, чтобы овладеть его городом. Есть ли среди вас тот, кто может оспорить это моё право?
Мой господин вышел вперёд и сказал:
– Я оспариваю твоё право на город, турецкий эмир Мехмед. Я рождён в пурпурных башмаках и сохраню их как моё наследственно право на это город до самой смерти. В моих жилах течёт кровь кесарей и поэтому я единственный законный базилевс Константинополя, хотя ты и не желал этого знать.
Но султан Мехмед нисколько не удивился его словам, только тряхнул головой и ответил:
– Я знаю всё, что мне надо знать. Ещё мой дед знал о твоём происхождении, хотя тебе казалось, что ты утаил его от мира. Для меня это не новость, ведь во всех христианских странах и в Авиньоне тоже, у меня есть глаза и уши. Как ты думаешь, почему я позволил тебе уйти осенью и даже подарил горсть камней на прощание?
– Я знаю, ты коллекционируешь людей, как Аристотель коллекционировал чудеса природы. Ты сам когда-то говорил, что человек не может тебя удивить, ибо ты видишь людей насквозь. Поэтому я тебя и не удивил.
Султан Мехмед ответил:
– Нет, Ангел, ты, всё-таки, меня удивил. Я позволил тебе уехать в Константинополь перед самым началом войны, надеясь, что ты поднимешь бунт и станешь бороться с кесарем за власть. Я снабдил тебя средствами, надеясь посеять раздор среди защитников. Но ты меня удивил. Или мне надо поверить, что в тебе я встретил единственного человека на земле, который не стремится к власти?
Мой господин ответил:
– Только сейчас пришло моё время. Перед лицом твоего войска и греческого народа я оспариваю твоё право на город и требую вернуть то, что мне принадлежит.
Султан Мехмед сочувственно покачал головой и сказал:
– Не будь глупцом, пади передо мной на колени, моли меня как победителя и я дарую тебе жизнь. Иначе мне покажется, что я устал, и тогда выброшу тебя на свалку, как это сделал Аристотель, когда напрасно пытался втащить в дом позвонок кита.
Мой господин ответил:
– Это не ты победитель, а я.
Его упорство разозлило султана Мехмеда. Он подал знак, хлопнув в ладоши, и воскликнул:
– Пусть будет так, как ты хочешь. Дайте ему пурпурные башмаки, чтобы он умер в них, как и родился.
И тотчас палачи схватили моего господина и сняли с него одежду, оставив одну рубаху. Поддерживая его под руки, они перерезали вены на его бёдрах, и его собственная вытекающая кровь окрасила в красный цвет колени, голени и стопы.
Пока лилась кровь моего господина, он, опершись обеими руками на плечи своих палачей и подняв глаза к небу, молился:
– Непостижимый боже! Всю свою жизнь я тосковал вдали от тебя. Но в минуту смерти прошу тебя: позволь мне ещё раз вернуться сюда. Дай мне ещё раз узы пространства и времени, твои страшные и чудесные узы. Дай мне их, ведь ты знаешь, для чего они мне нужны.
Султан взял его за бороду, приподнял его дрожащую голову и сказал:
– Смотри на свой город, базилевс Иоханес Анхелос!
Напрягая последние силы, мой господин прошептал:
– Я вижу красоту моего города. Сюда ещё вернётся моё астральное тело. Вернётся к руинам этой стены. Как скиталец в оковах пространства и времени, я когда-нибудь ещё сорву тёмные цветы в расселине стены в память о той, которую любил. А ты, Мехмед, не вернёшься никогда.
Так умер мой господин Иоханес Анхелос. В пурпурных башмаках. Когда душа его отлетела, турки отрубили ему голову, а тело бросили в море в порту, где плавали другие трупы, отравляя воду.
После того, как султан был объявлен наследником кесарей, он отослал свои войска и корабли из города и позволил оставшимся грекам выбрать себе патриарха. Мы выбрали монаха Геннадиуса, самого святого из монахов города, которого турки пощадили из-за его широкой известности. Султан принял его в своей ставке и объявил патриархом Константинополя, как это раньше делал кесарь, а в знак расположения, подарил ему драгоценный посох епископа и золотую чашу для причастий. Таким образом, султан исполнил обещание и позволил грекам свободно отправлять свою веру в городе и самим себя судить. Кроме того, султан подарил нам несколько храмов для отправления богослужений. Остальные храмы он приказал освободить, и теперь они стали мечетями во славу бога Ислама.
Городу Пера по другую сторону порта султан даровал его давние торговые права в награду за нейтралитет и услуги во время осады. Но стены Пера со стороны суши приказал снести, а дома тех, кто убежал из города, опечатать, их имущество описать и если владельцы не вернутся в течение трёх месяцев и не вступят во владение своей собственностью, то всё отойдёт султану.
И в Константинополь вернулось много беженцев: султан пообещал особое покровительство грекам, которые вернутся и смогут доказать своё благородное происхождение. Всех их он потом приказал немедленно казнить. Пощадил только бедных людей и позволил им работать на благо государства, каждому в своём ремесле. Пощадил он и учёных: географов, историков и техников кесаря и взял их к себе на службу. Не пощадил всяческих философов.