Внутри блокпоста сделанного из сосновых бревен находись двое. Это были люди Рэймена. Они узнали его, несмотря на респиратор. Что-то между собой заговорили. Николай понял только уже знакомую фразу «Last Ivan». После этого они устало засмеялись. Николай тоже засмеялся, подойдя к ним близко и, прижал к их лицам свои одетые в рукавицы ладони. Их секундное недоумение сменилось гневом. Один обмяк довольно быстро. Второй успел оттолкнуть Васнецова и уже с трудом поднимал свой автомат. Николай снова подошел к нему близко и просто без особого труда вырвал у него оружие. Охранник закатил глаза и, прислонившись к стене, сполз по ней на дощатый и покрытый шкурами пол, теряя сознание. Николай оставил автомат и двинулся в лаз, ведущий к ангару. Всего десяток метров…
В ангаре еще двое. Один спит в автомобильном кресле. Другой колдует у печки. Он взглянул на Николая и что-то сказал, не отрываясь от своего занятия.
Васнецов не ответил, капая на рукавицу, свежую каплю эфира. Последнюю каплю.
Американец повторил вопрос и снова повернул голову. С изумлением заметил, что русский быстро движется к нему.
— What the fuck? — только и успел сказать он. Николай резко зажал ему рот рукавицей.
Тот дернулся несколько раз и потерял сознание. Зато очнулся тот, что спал. Он вскочил с кресла и повторил последнюю фразу своего друга, но громче и злее. Схватился за оружие в тот момент, когда Николай бросился к нему. Васнецов сбил американца с ног и так же прижал к его лицу рукавицу. Они возились и катались по полу почти минуту, пока, наконец, охранник не затих. Николай обессилено перевернулся на спину и уставился в потолок мутнеющим взглядом. Глаза слипались, и веки категорически не хотели разжиматься. Они весили словно тонну. Сознание утопало в какой-то апатии. Он понял, что-либо вдохнул эфир. Либо капля его, попавшая на раку, впиталась через пору в кровь и делает свое дело. Это означал провал того, что он задумал. Из последних сил он нащупал у лежащего рядом в бессознательном состоянии американца нож на поясном ремне. Извлек его из ножен и вонзил себе в ногу, слыша, как залаяла привязанная к самолету сторожевая собака.
Острая боль с трудом вернула его в чувство. Николай зарычал, отбрасывая окровавленный нож, и поднялся на ноги, не обращая внимания на кровотечение. Шатаясь, побрел к самолету. Там по-прежнему захлебывалась лаем собака. Затем вернулся к распластанным на полу телам. С трудом затащил их на кресло и закидал имевшимися здесь звериными шкурами. Ведь когда он уйдет, закрыть ангар будет не кому, и они без теплых шкур могут замерзнуть до своего пробуждения.
Ну… Самолет… Он доковылял до него, морщась от боли и встал на четвереньки, ловя своим взглядом взгляд сторожевого пса.
— Заткнись, — зашипел он. — Ради всего святого, замолкни. Я не боюсь тебя. Не мешай мне. Или я тебя убью. Но я не хочу тебя убивать. Я вообще больше не хочу никого убивать.
Шипение и пристальный взгляд Николая подействовали на собаку удручающе. Пес заскулил и заполз под самолет.
— Так-то лучше. — Васнецов отвязал веревку и потащил упирающегося и испытывающего страх зверя к двери. Привязал к ручке. Постоял, сжимая болящую рану в ноге.
— Не пускай сюда никого, пока я не уйду, — сказал он псу и направился к самолету.
Он открыл дверь кабины. За пилотским креслом на полу лежала бомба. Та самая, так не похожая на бомбу. Стальной ящик рифленого железа окрашенного в защитный цвет. Странно, что тут всего два охранника. Хотя с другой стороны, зачем больше? Ангар далеко от поселения. На холме. Сюда некому, да и не зачем соваться. Основные силы вооруженных людей нужны не здесь…
К бомбе ремнями пристегнут какой-то мешок. От него эластичный шнур зацеплен карабином за ножку пассажирского кресла. Может это парашют, о котором говорил Варяг? Не важно. Главное что ОНА здесь.
Он положил ладонь на корпус бомбы. Холодная. Как всегда. Но скрывающее адское пламя в своих недрах. Этот холод отрезвлял больше чем боль в ноге. Он погладил ее с какой-то благоговейной нежностью и вдруг поцеловал в ледяной безжизненный корпус.
— Внучка Ферми и Оппенгеймера… Любимая девочка Людоеда… Послушай меня, родная. Не подведи, слышишь? — зашептал он. — На тебя теперь вся надежда. Твои сестры уничтожали мир. А тебе его спасти надо. Давай сделаем это. Не подведи детка. Не подведи всех нас.
Ему казалось, что холодное молчание бомбы стало для него положительным ответом.
Николай открыл ворота ангара, подняв большую створку к потолку при помощи лебедки. Перед ним разверзлась бездна ледяной ночи, где в темноте проглядывалось красноватое свечение, отраженная в бесконечных тучах.