– Что значит прочесать? Кого и зачем? – начал подтупливать мой юный друг.
– Да, не знаю пока, там разберемся, – мне было невмоготу признаться, что даже не знаю, где эта пилорама находится. Однако мне позарез нужно разобраться с будущей хозяйственной деятельностью школы, которую я решил поставить на педагогические уши. Хотя бы попробовать.
Антон Семенович, извините, но я решил Вас возродить!
Дядя Искандер, как всегда в это время, исполнял на опушке свои танцы с саблями. Кто этого не видел – тому не понять, а всех остальных, в том числе и меня, его пластика гипнотизировала. Зрители (окрестные пацаны) присутствовали, но не так, чтобы в большом количестве – обычное ведь дело.
Мы с Вовкой сели на травку вместе со всеми и так же, как все, молчали, потому что дядя Искандер не любил, когда его отвлекали, а сердить его – дураков нет.
Боже, как красиво он двигался, завораживающе взмахивал своими мечами, резко и бесшумно. Наверное, что-то похожее вытворяли в своих круговращательных танцах дервиши, но только дядя Искандер делал это с мечами. Магия, она и есть магия. Магия – это то, что творил дядя Искандер; магия – то, что я оказался в своем детском теле; магия- то, что вытанцовывали дервиши. Магия – это всегда то, что непонятно.
Минут через сорок дядя Искандер, закончив основательную разминку, остановился и, совершив омовение и растеревшись полотенцем, посмотрел на меня.
– Слушаю, – сказал он только мне.
– Дядя Искандер, научите меня ножевому бою, – попросил я, сглотнув комок в горле.
– Нет, – закончил разговор дядя Искандер и, повернувшись, собрался уходить.
– Вам нужны ученики, иначе все бессмысленно, – мой писк отчаяния был последним действием в такой ситуации.
– Кто ты? – спросил дядя Искандер, резко обернувшись.
– Ваш ученик, который к вам послан, – вырвался из меня еще один писк. Мне не помогали ни мой жизненный опыт, ни мой ум. Чувствовал себя так, как оно и было на самом деле – как ученик под строгим взглядом Учителя. Именно так, с большой буквы.
– Завтра в шесть утра. Здесь, – проговорил, или выплюнул, или выдавил из себя дядя Искандер. Не знаю, как это назвать.
– Игореха, ну, ты чего? Все уже ушли. Так и будешь сидеть? Странный ты какой-то сегодня… – достучался до моего мозга голос Вовки. Наваждение какое-то!
– Ладно, Вовка, пошли на пилораму. Что хотел, я здесь сделал.
– А чего ты хотел?
– Попасть в ученики к Искандеру.
– А зачем тебе это? Он странный какой-то. Его все боятся.
– Не знаю. Захотелось, наверное. Слушай, Вовка, мне надо в леспромхоз. Можешь подсказать, кто там есть кто?
– Что ты хочешь-то? Не пойму тебя! И вообще, ты купаться пойдешь? Там пацаны ждут!
– Скажи мне, как зовут директора леспромхоза и есть ли у него дети школьного возраста.
– Иван Сергеевич, а сын у него – Вован Оглобля учится в девятом, он там со своей компашкой всех держит в кулаке. Ребятки еще те, с ними никто не дружит и стараются обходить стороной.
– Ну, а главный бухгалтер?
– Елена Петровна, двое детей: Наташка – в пятом, Нинка – в шестом.
– А кто главный на пилораме?
– Мой батя, Виктор Сергеевич, сын Вовка из второго класса, а ты его достал! Я вот пойду купаться, а ты как хочешь! А еще мы вечером – на рыбалку! Ну?
– Не, Вовка, мне некогда.
– Ну, тогда и пошел, знаешь куда, бегай тут с тобой, – сказал Вовка и помчался куда-то, наверное, к речке.
Леспромхоз встретил меня в полной красе социалистической хозяйственности: ворота покосились, все, что может, заросло сорняком, на площадке перед правлением лежали две кучи чего-то, замаскированные пышной травяной шевелюрой до полной неузнаваемости, даже входная дверь производила впечатление древней старушки с обильными лишаями на щеках. На стендиках, которые сиротливо стояли вдоль дороги от ворот до двери правления, можно было хоть что-то прочитать только при очень близком знакомстве. Надписи состояли из двух-трех очень жизнеутверждающих слов. Пахло соляркой и запустением.
Я вошел в правление. Пустынность и тишина были такие же, как во дворе. У меня проснулось что-то вроде азарта – удастся ли кого-нибудь найти в разгар рабочего дня? Стал толкаться во все двери. Результат был нулевым до кабинета главбуха, куда я ввалился по инерции, чем несказанно удивил Елену Петровну.
– Ты кто? – выдохнула она.
– Школьная общественность в лице Игоря, сына Валентины Ивановны, библиотекаря.
– И каким боком ко мне в кабинет эта самая общественность залетела? – Елена Петровна стремительно каменела лицом, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.