Кроме физической нелюбви, с этой дамой, армией, у нас была еще и психологическая несовместимость. Ее природа тоже скрывалась во мне: я не умел подчиняться. Думаю, не надо объяснять, как тяжело живется такому человеку в условиях всеобщей тяги к беспрекословному подчинению. Бесконечное искрение наших отношений имело вполне понятные последствия. Я много, очень много времени проводил на гауптических вахтах, и меня регулярно футболили из части в часть. За двенадцать лет службы я провел на гауптвахтах в общей сложности примерно год. Собственно, гражданская жизнь приняла меня прямо с родной гауптвахты на Садовой в Ленинграде. Ко всему прочему, за семь лет службы офицером я сменил семь воинских частей. География обширна: от Германии до Камчатки. Мировой рекорд, наверное.
Однако, несмотря на взаимное отторжение и на то, что в последние годы советского времени армия находилась, мягко говоря, в плачевном состоянии и мои претензии к ней зачастую были обоснованными, – ни тогда, ни сейчас никому не скажу о ней ни одного плохого слова. Более того, и сейчас, и тогда, и в маменькино-дезертирских девяностых, и в будущих десятилетиях – считаю, что все парни должны проходить через армию, несмотря на армейскую тупь, неуставные издевательства, опасность и горячие точки… Должны – и всё тут! Мы и так стремительно теряем мужское начало в нашем обществе – няни, воспитатели в садике, учителя в школе – женщины, да и в семьях по части воспитания детей они чаще всего доминируют. Информация к размышлению, однако…
Без ненависти отношусь к армии еще и потому, что отчетливо понимаю, что сформировался и стал таким, какой я есть, во многом благодаря ей. Что толку поливать армейские порядки грязью, если в противном случае я был бы кем-то другим. Мыслил и делал все иначе. Не факт, что получилось бы лучше, чем есть. С моим шебутным характером совсем не исключено было оказаться за решеткой, как некоторые мои одноклассники.
В армейские годы родилась вторая моя пожизненная страсть – практическая педагогика и, отчасти, социальная психология. Более того, мне посчастливилось два с половиной года поработать над внедрением педагогических принципов А.С. Макаренко во вверенных мне подразделениях. Это были самые счастливые годы в моей жизни. Такого воодушевления и какой-то одухотворенности я больше никогда не испытывал.
Мне не дали довести все до логического конца. Нетрудно догадаться, что самоуправление, как основа педагогического процесса, совсем не вписывается в армейскую действительность, где царствует принцип: "Я говорю – вы делаете, а иначе – привлеку за неисполнение". Мне не удалось никого увлечь своими идеями, несмотря на очевидные успехи, в том числе и в боевой подготовке. Более того, нашлось немало защитников армейского уклада, которые докладывали и клеймили. Бог им судья! Из всех этих мытарств я вынес две полезные вещи: опыт применения педагогических техник и абсолютную убежденность, проверенную на практике, что идеи А.С. Макаренко работают и их могут освоить и внедрить даже такие средненькие педагоги, как я.
Учитывая совокупность всего сказанного, понятно, что моя жизнь уверенно катилась к увольнению. В советское время офицер мог оказаться на гражданке всего четырьмя легальными способами: через "дурку", за регулярное пьянство с публичными дебошами, за религиозное сектантство и по политике. Я не мог прикинуться дурачком в виду полного отсутствия связей в военной психиатрии, пьяные дебоши не мог принять и по причине отсутствия любви к алкоголю, и по причине довольно миролюбивого характера. Для сектантства у меня было недостаточно актерского мастерства и сволочизма, так что мне остался только путь политического диссидентства, чем я и занялся с 1985 года, после того, как особисты под расписку довели до меня требование прекратить свои педагогические эксперименты – иначе меня посадят в тюрьму за разрушение устоев…
Вот такой получился Бахыт-компот. С одной стороны, не любил армию, и она всячески меня отторгала, а с другой, я там сформировался и испытал творческий экстаз, которого у меня никогда больше не было. Я ей благодарен, даже несмотря на то, что меня выкинули с "волчьим билетом". Что это такое? Это значит, что мне не дали никаких подъемных; лишили прав на получение квартиры, которая была положена всем увольняющимся офицерам; и выдали такие бумаги, что я не мог устроиться на работу почти год, – меня в итоге приняли лишь ночным сторожем на свалке битых грузовиков, причем первые полгода без оформления трудовой книжки. Закрылись и двери университета, который мне хотелось бы закончить, чтобы иметь возможность работать в школе.