— Да, — возразил Манн, — но есть ли подтверждения? Как действуют эти люди, я имею в виду тех, с плоскостями? Может, все это совершенно нормальный феномен?
Он как-то отчаянно смотрел на остальных по-детски голубыми глазами, но ответной поддержки не встретил.
— Я оставляю это доктору Дареллу, — сказал Антор. — Спросите у него, сколько раз он видел этот феномен в своих исследованиях или в своих отчетных случаях, описанных в литературе за последнее поколение. И еще спросите его, действительно ли эти факты были обнаружены почти в одном из каждой тысячи случаев среди категорий людей, исследованных доктором Клейзом.
— Думаю, здесь нет сомнения, — задумчиво произнес Дарелл, — все это искусственные интеллекты. Они были изменены. Отчасти, я подозревал это…
— Я знаю, доктор Дарелл, — сказал Антор. — Я знаю и то, что вы однажды работали с доктором Клейзом. Я бы хотел знать, почему вы перестали.
Фактически, враждебности в этом вопросе не было. Скорее, просто осторожность, но, во всяком случае, последовала длинная пауза.
Дарелл по очереди посмотрел на своих гостей, потом резко сказал:
— Потому что битва Клейза была бессмысленной. Он боролся с соперником, слишком сильным для него. Он обнаруживал — и мы, он и я, знали, что он должен обнаружить, — что мы сами себе не хозяева. А я не хотел этого знать! У меня было собственное самоуважение. Мне нравилось думать, что наш Фонд — капитан некоего коллективного духа, что наши предки боролись и умирали не зря. Я думал, будет намного проще не придавать этому значения, раз я не совсем уверен. Ни положение, ни должность не интересовали меня, с тех пор как семья моей матери была навечно награждена правительственной пенсией — на нее я смог бы удовлетворять свои скромные нужды. Моей домашней лаборатории хватало, чтобы не скучать, да и живем ведь не вечно… К тому же Клейз умер…
Семик, показав зубы, сказал:
— Этот парень Клейз, я ничего о нем не знаю. Как он умер?
Антор отрезал:
— Он умер. Он предполагал, что умрет. За полгода до этого он сказал мне, что подходит слишком близко…
— Теперь мы слишком б… близко тоже, да? — предположил Манн, судорожно дернув кадыком — во рту у него пересохло.
— Да, — ровно ответил Антор, — но так или иначе, к этому были близки мы все. Вот почему вы все были выбраны. Я студент Клейза. Доктор Дарелл — его коллега. Джоул Тербор в выступлениях по радио осуждал нашу слепую веру в спасительную руку Второго Фонда, пока правительство не изолировало его — не без содействия, заметьте, могущественного финансиста, чей мозг показывает то, что Клейз называл Измененной Плоскостью. У Хомира Манна самое большое из существующих домашнее собрание Мулинианы, если можно использовать это слово для обозначения собранных данных, касающихся Мула. Он опубликовал несколько статей, содержащих предположение о природе и функциях Второго Фонда. Доктор Семик, как никто другой, внес огромный вклад в математизацию энцефалографического анализа. Хотя не думаю, что он предполагал, что его математика могла быть так использована.
Семик широко открыл глаза и изумлено хмыкнул:
— Нет, дружище. Я занимался анализом внутриядерного движения, проблемой n-тел, вы знаете. Я теряюсь в энцефалографии.
— Итак, мы знаем, каково положение дел. Правительство, конечно, в этом вопросе совершенно бессильно. Отдает ли Мэр или кто-нибудь из его администрации себе полный отчет о серьезности положения, я не знаю. Зато знаю, что нам пятерым нечего терять, и при желании можно многого добиться. Накапливая знания, мы сможем продвигаться в верном направлении. Мы только в начале пути, это понятно.
— Насколько распространено, — вставил Тербор, — это проникновение Второго Фонда?
— Не знаю. Твердо сказать нельзя. Все проникновения были обнаружены на окраинах государства. Столичный мир, наверное, пока чист, хотя даже это не совсем точно — иначе бы я не проверял вас. Вы были особенно подозрительны, доктор Дарелл, с тех пор как бросили исследования с Клейзом. Вы знаете, Клейз так и не простил вас. Я думал — может, Второй Фонд подкупил вас, но Клейз всегда настаивал, что вы были трусом. Простите меня, доктор Дарелл, за эту откровенность, но я это говорю, чтобы была ясна моя позиция. Лично я думаю, что понимаю ваше отношение, и, если это была трусость, то считаю это простительным.
Дарелл, прежде чем ответить, набрал в грудь воздуха.
— Я убежал! Называйте это как хотите. Несмотря на это, я пытался поддерживать нашу дружбу, хотя он никогда не писал и не звонил мне до того дня, когда послал мне ваши данные мыслительных волн, и это было почти за неделю до его смерти…