Это было затвердевшей сердечной болью. Это было богохульством.
Она устремилась оттуда, разбудив металлическое эхо, и бежала до тех пор, пока ее ноги вновь мягко не ударились о землю.
И только тогда она смогла с тоской посмотреть назад. Еще раз потревожить эти громады она не осмелилась.
Она знала — где-то в этом мире она родилась, возле старой Императорской Библиотеки, которая была Трантором из Трантора, священнейшей из священных, святыней из святынь! Во всем мире она одна спаслась во время Великого Разбоя, и столетие оставалась полной и нетронутой — вызовом Вселенной.
Там Хэри Селдон и его группа сплели невообразимую свою паутину. Там Эблинг Мис раскрыл их секрет и оцепенело сидел в своем безбрежном удивлении, пока не был убит, чтобы он не смог разгласить тайну.
Там, в Императорской Библиотеке, десять лет жили ее бабушка и дедушка, пока не умер Мул и они не смогли вернуться в возродившийся Фонд.
Туда, в Императорскую Библиотеку, вернулся ее отец со своей невестой, чтобы еще раз попытаться найти Второй Фонд, но он потерпел неудачу. Там она родилась, и там умерла ее мать.
Она бы хотела побывать в Библиотеке, но Прим Палвер покачал своей круглой головой:
— Это за тысячи миль отсюда, Аркадия, а у нас так много работы. Кроме того, не очень хорошо вторгаться туда. Ты знаешь, это святыня…
Но Аркадия знала, что у него нет желания посетить Библиотеку, это был тот же случай, что и с дворцом Мула. Это был все тот же суеверный страх со стороны пигмеев настоящего к реликвиям гигантов прошлого.
Однако было бы ужасно обижаться за это на забавного маленького человека. Она была на Транторе около трех месяцев, и все это время он и она — Папа и Мама — замечательно относились к ней…
А как обстояло с ее возвращением? Зачем втягивать их в общую гибель? Она предупредила их, что, возможно, отмечена для уничтожения? Нет! Она позволила им взять на себя смертельную роль покровителей.
Ее невыносимо мучили угрызения совести, но был ли у нее выбор?
Она неохотно спустилась по лестнице к завтраку. И услышала голоса.
Прим Палвер, выгнув пухлую шею, заткнул салфетку за воротник рубашки и с нескрываемым удовольствием протянул руку за яйцами-пашот.
— Я был вчера в городе, Мама, — сказал он, орудуя вилкой и почти глотая слова — вместе с внушительным куском.
— И что в городе, Папа? — безразлично спросила Мама, садясь, внимательно оглядывая стол и вновь поднимаясь — за солью.
— А, ничего хорошего. Прибыл корабль с калганийского пути, с газетами оттуда. Там война.
— Война! Вот как! Ну и пусть себе ломают свои шеи, если у них нет ума. Кстати, тебе выплатили по чеку? Папа, я еще раз тебе говорю. Предупреди старого Коскера, что это не единственный кооператив в мире. Плохо уже и то, что они платят столько, что мне стыдно сказать друзьям. Но, по крайней мере, они могли бы это делать вовремя!
— Вовремя, шмомремя, — раздраженно сказал Папа. — Слушай, не болтай глупостей за завтраком, у меня кусок в горле застрянет. — Он отомстил опустошением среди намазанных маслом тостов, говоря это. И несколько более сдержанно добавил: — Калган с Фондом воюют. И это продолжается два месяца.
Его руки устремились одна к другой в насмешливом представлении космической битвы.
— Хм-м-м. И что происходит?
— Плохо для Фонда. Ну, ты видела Калган, все солдаты. Они были готовы. Фонд — нет, и поэтому — пф!
Неожиданно Мама положила вилку и зашипела:
— Дурак!
— А?
— Дубина! Вечно разеваешь рот и болтаешь что не надо!
Она сделала быстрый жест, и когда Папа посмотрел через ее плечо, там стояла Аркадия, застывшая в дверном проеме.
Она сказала:
— Фонд воюет?
Папа беспомощно посмотрел на Маму, потом кивнул.
— И они проигрывают?
Снова кивок.
Аркадия почувствовала, как невыносимо перехватило горло, и медленно приблизилась к столу.
— Все кончено? — прошептала она.
— Кончено? — переспросил Папа с фальшивой искренностью. — Кто сказал, что все кончено? На войне разное может случиться. И… и…
— Садись, дорогая, — успокаивающе сказала Мама. — Какие разговоры перед завтраком. Без еды в желудке человек просто нездоров.
Но Аркадия проигнорировала ее.
— Калганийцы на Терминусе?
— Нет, — сказал Папа серьезно. — Новости с прошлой недели, и Терминус все еще сражается. Это честно. Я говорю праву. И Фонд все еще силен. Хочешь, чтобы я дал тебе газеты?