— Да, они планируют историю, следуют по стопам Селдона. Они остановили Мула, потому что он появился слишком рано, но теперь они могут поддержать Калган.
— Почему?
— Потому что у Калгана сейчас самые лучшие возможности стать ядром новой Империи.
Смутно, но Леди Каллия, казалось, поняла это.
— Ты хочешь сказать, что Песик собирается создать новую Империю?
— Мы не можем сказать наверняка. Дядя Хомир так думает, но ему нужно посмотреть записи Мула, чтобы выяснить это.
— Все это очень сложно, — с сомнением сказала Леди Каллия.
Аркадия уступила. Она сделал все, что могла.
Правитель Стеттин пребывал в более или менее свирепом настроении. Время, проведенное с этой тряпкой из Фонда, было совершенно бесполезным. Хуже — беседа привела в замешательство. Быть абсолютным правителем двадцати семи миров, хозяином самой большой в Галактике военной машины, обладателем самого безудержного честолюбия во Вселенной — и бессмысленно спорить с этим антикваром.
Проклятие!
Получается, он должен был нарушить традиции Калгана? Разрешить обыскать дворец Мула для того, чтобы этот дурак мог написать еще одну книгу? Дело науки! Святость знаний! О, Великая Галактика! Неужели эти фразы швырялись ему в лицо на полном серьезе? Кроме того, и он почувствовал легкий укол внутри, была причина для проклятий. Он не верил в это, ни один умный человек не смог бы. Но если он собирался бросить вызов, то на это есть другие причины, вовсе не те, что выдвигал этот дурак.
— Что ты хочешь? — огрызнулся он, и Леди Каллия заметно съежилась в дверях.
— Ты занят?
— Да. Я занят.
— Но здесь никого нет, Песик. Могу я хотя бы поговорить с тобой минутку?
— О, Галактика! Чего ты хочешь? Давай, побыстрее.
Она заговорила, запинаясь:
— Девочка сказала мне, что они собираются во дворец Мула. Я подумала, мы могли бы пойти с ней. Там внутри, должно быть, великолепно.
— Она тебе это сказала, в самом деле? Так вот, она никуда не идет, и мы тоже. Теперь иди, займись своими делами. Ты начинаешь надоедать.
— Но, Песик, почему нет? Ты не собираешься разрешить им? Девочка сказала, что ты собираешься создать Империю!
— Меня не заботит, что она сказала… Что такое? — Он шагнул к Каллии и крепко схватил ее выше локтя, так, что его пальцы глубоко вонзились в ее мягкое тело. — Что она сказала тебе?
— Ты делаешь мне больно. Я не смогу вспомнить, что она сказала, если ты так будешь смотреть на меня.
Он отпустил ее, и мгновение она стояла, напрасно потирая красные отметины. Потом захныкала:
— Девочка взяла с меня обещание не говорить.
— Это очень плохо. Скажи мне. Сейчас же!
— Ну, она сказала, что План Селдона изменен, что где-то есть другой Фонд, который собирается сделать так, что ты создашь Империю. Она еще сказала, что господин Манн очень важный ученый и что во дворце Мула могут быть доказательства всего этого. Это все, что она сказала. Ты сердишься?
Но Стеттин не ответил. Он торопливо покинул комнату, а коровьи глаза Каллии печально смотрели вслед ему. По истечении часа были отосланы два приказа с официальной печатью Первого Гражданина. Результатом одного приказа была отправка пятисот линейных кораблей в космос, что официально было названо «маневрами». Другой — поверг в смятение одного человека.
Хомир Манн заканчивал приготовления к отъезду, когда этот второй приказ достиг его. Конечно — это было официальное разрешение войти во дворец Мула. Он читал и перечитывал его, не испытывая ничего, кроме радости.
А Аркадия наслаждалась. Она знала, что произошло. Или, во всяком случае, думала, что знала.
14. Тревога
Поли накрывала стол для завтрака, наблюдая за визором, который тихо извергал из себя сводки дня. Можно было довольно легко, не прерывая работы, проделывать это одним глазом. Так как вся еда была стерильно упакована в контейнеры, служившие заодно и разовой кухонной утварью, ее обязанности по отношению к завтраку состояли всего лишь в выборе меню, размещению блюд на столе и уборке остатков после завтрака.
Она трещала языком о том, что видела, сопровождая все брюзгливыми комментариями.
— О, люди такие злые, — сказала она, и доктор Дарелл только хмыкнул в ответ.
В ее голосе послышалось дребезжание, появлявшееся машинально, когда она скорбела о зле мира.
— Почему теперь эти ужасные калганийцы, — она сделала ударение на втором слоге, — так делают? Сидели бы себе тихо-спокойно. Но нет, только неприятности, неприятности, все время.