Папа почувствовал себя неловко.
— Не беспокойся. Все будет хорошо.
Она едва слушала:
— Думаю, я смогла бы доставить им провизию, вот что. Вы знаете, после того, как умер Мул и Фонд восстал, Терминус на время был почти изолирован, и Генерал Притчер, который ненадолго сменил Мула, осаждал его. Провизии было страшно мало, и мой отец говорит, что его отец рассказывал ему, что у них были только сухие аминокислотные концентраты, ужасные на вкус. Конечно, одно яйцо стоило двести кредитов. А потом они прорвали осаду как раз вовремя, и с Сантанни прибыли корабли с провиантом. Должно быть, это было ужасное время. Наверное, так теперь повсюду.
Возникла пауза, а затем Аркадия сказала:
— Вы знаете, спорю, что Фонд захотел бы заплатить теперь контрабандные цены за продукты. Двойную, тройную, даже больше. Вот здорово, если бы какой-нибудь кооператив, например, здесь, на Транторе, взялся бы за эту работу. Они могли бы потерять несколько кораблей, но держу пари, стали бы миллионерами, до того как война закончится. В старые времена Торговцы Фонда всегда пользовались этим. Там, где война, они продадут все, в чем нуждаются, воспользовавшись случаем. Галактика, из одной поездки они извлекали выгоду в целых два миллиона! Это из того, что смогли перевезти на одном корабле.
Папа пошевелился. Сигара его погасла, забытая.
— Сделка на продукты, а? Хм-м-м… Но Фонд так далеко.
— О, я знаю. Думаю, вы не смогли бы сделать это прямо отсюда. Полетев обычным кораблем, вы, наверное, не смогли бы добраться ближе Массены или Смушика. Но после этого вы бы могли нанять небольшой разведчик или что-то в этом роде и проскользнуть через линию фронта.
Папина рука приглаживала волосы, пока он подсчитывал.
Две недели спустя приготовления к поездке были завершены. Мама большую часть времени ругалась. Сначала, за неискоренимое упрямство, с которым Папа добивался самоубийства. Затем, за невероятную упертость, с которым он отказывался позволить ей сопровождать его.
Папа сказал:
— Мама, почему ты ведешь себя как сварливая старуха? Я не могу взять тебя. Это мужская работа. Ты думаешь, война что? Забава? Детская игра?
— Тогда почему ты едешь? Разве ты мужчина — ты старый дурак, стоящий одной ногой в могиле. Пусть кто-нибудь из молодых едет… а не толстый и лысый, как ты.
— Я не лысый, — с чувством собственного достоинства возразил Папа. — У меня еще хватает волос. И почему это не я должен получить комиссионное вознаграждение? Почему молодой? Послушай, это может означать миллионы.
Она знала это и умолкала.
Перед отъездом Аркадия видела его однажды. Она спросила:
— Вы отправляетесь на Терминус?
— Да, а что? Ты сама говоришь, что им нужен хлеб, и рис, и картофель. Вот я заключу с ними сделку, и они получат все это.
— Ну, тогда… только одна вещь, если вы едете на Терминус, не могли бы вы… повидать моего отца?
И Папино лицо сморщилось и, казалось, растаяло от сочувствия.
— О… и я еще ждал, пока ты скажешь. Конечно, я повидаю его. Я скажу ему, что ты в безопасности и что все хорошо, и что когда война закончится, я привезу тебя обратно.
— Спасибо. Я расскажу, как найти его. Его имя доктор Торан Дарелл, и он живет в Стэнмарке. Это сразу за Терминус-Сити, и вы можете добраться туда регулярным самолетом. Мы живем на Чэннел-Драйв 55.
— Подожди, я запишу.
— Нет, нет. — Рука Аркадии сделала стремительное движение. — Вы ничего не должны записывать. Вы должны запоминать… и найти его без посторонней помощи.
У Папы был недоуменный вид. Потом он пожал плечами:
— Ну, хорошо. Чэннел-Драйв 55 в Стэнмарке, сразу за Терминус-Сити, и добраться туда самолетом. Все правильно?
— Еще одна вещь.
— Да?
— Не передадите ему кое-что от меня?
— Конечно.
— Я хочу сказать вам на ухо.
Он прислонил к ней свою пухлую щеку, и тихие шепчущие звуки перешли от одной к другому.
У Папы стали круглыми глаза:
— Это то, что ты хочешь мне сказать? Но какой в этом смысл?
— Он будет знать, что вы имеете в виду. Только скажите, что я послала их и что я сказала, он будет знать, что это значит. И вы повторите их точно так, как я вам сказала. Не другие. Вы их не забудете?
— Как я могу забыть? Пять небольших слов. Послушай…
— Нет, нет. — Девочка подпрыгнула от возбуждения. — Не повторяйте. Никогда не повторяйте их. Забудьте об этом, и не говорите их никому, кроме моего отца. Обещайте мне.
Папа опять пожал плечами:
— Я обещаю! Хорошо!