— О, послание? — спросил Антор, — И что там?
— Ну, я не уверен. Пять коротких слов. Но это интересно.
— Послушайте, — вмешался Семик обеспокоенно, — я чего-то не понимаю.
— Чего?
Семик тщательно выбирал слова, его сморщенная верхняя губа приподнималась с каждым словом, как будто с неохотой позволяла выходить им поодиночке.
— Только что Хомир Манн заявил, что Хэри Селдон всех дурачил, говоря, что основал Второй Фонд. Теперь вы говорите, что это не так, что Селдон никого не дурачил?
— Правильно, он не дурачил. Селдон сказал, что основал Второй Фонд, и так и сделал.
— Ну хорошо, но он сказал и еще кое-что. Он основал два Фонда в противоположных концах Галактики. Так вот, молодой человек, была ли это фальшивка — ведь Калган не находится на противоположном конце Галактики?
Антор казался раздосадованным:
— Это второстепенный вопрос. Эта часть могла быть прикрытием, чтобы защитить их. Но в конце концов подумайте… Какую реальную пользу принесло бы им, если бы мастера Разума находились в противоположном конце Галактики? Каковы их функции? Помогать охранять План. Кто главные игроки Плана? Мы, Первый Фонд. Где они лучше всего могут наблюдать за нами и затем заставлять нас служить своим целям? В противоположном конце Галактики? Смешно! На самом деле, они на расстоянии пятидесяти парсеков, что гораздо более разумно.
— Мне нравится этот аргумент, — сказал Дарелл. — В нем есть смысл. Послушайте, у Хомира было некоторое время для осознания, и я предлагаю развязать его. В самом деле, он не сможет сделать ничего плохого.
Антор выглядел воинственно, но Хомир энергично закивал. Несколько секунд спустя он так же энергично тер свои запястья.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Дарелл.
— Отвратительно, — мрачно сказал Манн, — но не обращайте внимания. Я кое-что хочу спросить у этого блестящего молодого человека. Я слышал, что он тут говорил, и я бы просто хотел получить разрешение поинтересоваться, что мы будем делать.
Наступило странное и нелепое молчание.
Манн горько улыбнулся:
— Ну, хорошо, допустим Калган — Второй Фонд. А кто они на Калгане? Как вы будете их искать? И как вы собираетесь накрыть их, даже если обнаружите, а?
— А, — сказал Дарелл, — на этот вопрос могу ответить я, как это ни странно. Рассказать вам, чем занимались мы с Семиком эти последние полгода? Может, это будет еще одним объяснением для тебя, Антор, почему я так не хотел уезжать с Терминуса все это время.
Во-первых, — продолжал он. — Я работал над энцефалографическим анализом гораздо упорнее, чем мог подумать каждый из вас. Обнаружить умы второго Фонда — это дело потоньше, чем просто найти Измененную Плоскость, и этого я пока не добился. Но подошел к такому обнаружению достаточно близко.
Знает ли кто-нибудь из вас, как действует эмоциональный контроль? Со времен Мула это популярнейшая тема у писателей, и было написано, рассказано и записано на пленку полно всякой чепухи. Как правило, об этом говорили как о чем-то загадочном и таинственном. Все, конечно, не так. То, что мозг — излучатель мириадов крохотных электромагнитных полей, знает каждый. Любая мимолетная эмоция изменяет эти поля в той или иной степени, и это, похоже, тоже известно всем.
Теперь представим себе разум, который может воспринимать изменяющиеся поля и даже реагировать на них. То есть, может существовать такой церебральный орган, приходящий в соответствие с любыми воспринимаемыми их характерными изменениями полей. Как это происходит, понятия не имею, но это не важно. Если бы я, например, ослеп, я бы все равно узнал о существовании фотонов и квантовой энергии, и для меня имело бы значение, что проникновение фотона с таким-то зарядом может приводить к изменениям в химическом строении какого-то органа тела. И таким образом, существование фотона было бы обнаружено. Хотя я, конечно, не знал бы, что такое цвет. Вы все следите?
Антор кивнул решительно, остальные с сомнением.
— Такой гипотетический Резонирующий Орган Разума, настроенный на поля, излучаемый другими умами, может выполнять то, что в простонародье называется «чтением эмоций» или даже «чтением мыслей», на самом деле еще менее уловимое. Это не что иное, как простой шаг от того, чтобы представить себе подобный орган, который фактически мог навязать регулировку другому разуму. Он мог ориентировать свое более сильное поле на более слабое другого разума — почти так же, как сильный магнит сориентирует атомные диполи в бруске стали, после чего тот станет намагниченным.
Я решил математику Второго Фонда в том смысле, что развил функцию, которая предсказывала бы необходимые комбинации нервных путей, учитывающихся при формировании только что описанного органа. Но, к сожалению, функция слишком сложна, чтобы развиваться какими-либо известными в настоящее время математическими средствами. Это очень плохо, потому что означает, что я никогда не смогу обнаружить носителя такого разума только по энцефалографическому образцу.