Почти все вопросы адресовались Притчеру; как старшего по возрасту, его сочли старшим по положению. Генералу ничего не оставалось делать: пришлось подробно отвечать. Он чувствовал себя, как среди детей, его обезоруживало бесхитростное любопытство, с которым эти люди задавали вопросы.
Они смотрели на генерала такими жадными глазами, что он не мог оставить чей-либо вопрос без ответа.
Притчер сообщил, что кораблем управлять нетрудно, что численность экипажа зависит от величины корабля: иногда нужно десять человек, а иногда достаточно одного; сказал, что не знает устройства двигателей, установленных на россемских машинах, но уверен, что его можно усовершенствовать; объяснил, что во всех мирах разные климатические условия, что в его мире живет несколько сот миллионов человек, но этот мир гораздо меньше Ницы; что их одежда соткана из силикопластовых волокон, что металлический блеск ей придан с помощью определенной ориентации поверхностных молекул; что им не нужен мех, поскольку одежда искусственно подогревается; что они бреются каждый день, что камень в его кольце – аметист, что...
Вопросы продолжались, Притчер отвечал, умиленный наивностью старейшин.
Выслушав ответ на очередной вопрос, старейшины быстро обменивались несколькими словами, будто обсуждая полученную информацию. Трудно было понять, что они говорили, так как старейшины переходили на местный вариант всегалактического языка, который отличался изобилием архаических форм.
Гости понимали лишь отдельные слова, но общий смысл комментариев от них ускользал.
Не выдержав, Ченнис вмешался.
– Господа! – сказал он. – Давайте поменяемся ролями. Нам тоже интересно знать, как живут в Нице.
Старейшины, до сего момента очень разговорчивые, вдруг разом умолкли.
Их руки, до сих пор так живо двигавшиеся в пояснение и подкрепление слов, опустились. Они избегали смотреть друг на друга. Очевидно, каждый боялся, что ему предоставят слово.
– Господа! – стал уговаривать Притчер. – Мой товарищ любопытствует без злого умысла. Слава о Нице идет по всей Галактике... Мы заверим губернатора в верноподданничестве россемских старейшин.
Старейшины молчали, но лица их просветлели. Один из них поднял голову, тщательно разгладил бороду и сказал:
– Мы верные слуги правителей Ницы!
Досада Притчера, вызванная наглым вопросом Ченниса, утихла. Генерал понял, что годы, неумолимо давившие его своей тяжестью, еще не отняли у него умения заглаживать чужие ошибки.
– Мы живем далеко отсюда, – продолжал он, – и немного знаем о правителях Ницы. Давно ли началось их благодатное правление?
Ответил старейшина, имевший неосторожность заговорить первым:
– Правители были всегда. Ни наши отцы, ни деды не помнят времен, когда правителей не было.
– Жизнь была мирной?
– Да, – помолчав, он добавил. – Наш губернатор могуч, он без колебаний накажет любого изменника. Мы, разумеется, не изменники.
– Я полагаю, когда-то он кого-то наказал по заслугам?
Старейшина ответил не сразу.
– Среди нас нет изменников, не было их и среди наших отцов и дедов. Изменники были в других мирах, и их карали смертью. Нам это не нужно, мы честные бедные фермеры, далекие от политики.
Он говорил дрожащим голосом, все остальные смотрели на гостей настороженно.
– Скажите, – спросил Притчер мягко, – как нам встретиться с губернатором?
Теперь старейшины смотрели с удивлением.
– Как! Вы не знаете? – сказал наконец тот же старейшина. – Губернатор будет здесь завтра. Он ждал вас. Для нас это большая честь. Мы надеемся, что вы заверите его в нашей преданности.
– Ждал? – губы Притчера дрогнули.
Старейшины в недоумении переглядывались.
– Мы ждем вас вот уже неделю...
Жилье, которое им отвели, по россемским понятиям считалось роскошным.
Бывало и хуже, подумал Притчер. Ченнис демонстрировал полнейшее безразличие.
Какая-то новая напряженность чувствовалась в их отношениях. Притчер видел, что решающий момент приближается, и ему хотелось хоть чуть-чуть оттянуть его наступление. Встреча с губернатором выведет игру на новый, более опасный, уровень, но победа в этой встрече будет означать дальнейшие встречи и, возможно, дальнейшие победы. Ченнис старался казаться беспечным, но озабоченно хмурил брови и нервно кусал нижнюю губу.
Притчеру надоел спектакль, и он заговорил.
– Они предвидели наше появление.
– Да, – коротко ответил Ченнис.
– И все? Вам больше нечего сказать? Мы прилетаем и выясняем, что губернатор нас ждет. А губернатор нам скажет, что нас ждет вся Ница. Чего тогда стоит все наше предприятие?
Ченнис поднял голову и устало сказал:
– Одно дело ждать нас, а другое – знать, кто мы и зачем прилетели.
– Вы надеетесь скрыть это от психологов Второго Фонда?
– Разумеется. Вы уже готовы сдаться? Нас могли засечь в космосе. Вы находите что-то странное в том, что государство охраняет свои границы? Даже если бы мы были просто путешественники, нами бы заинтересовались.
– Заинтересовались бы настолько, что губернатор сам приехал бы к нам, вместо того чтобы милостиво допустить нас к себе?
Ченнис пожал плечами.
– Давайте обдумаем это после. Сначала нужно посмотреть, что представляет собой губернатор.
Притчер оскалил зубы в усмешке.
Ну и дела!
Ченнис с напускным оживлением продолжал.
– Кое-что нам уже известно. Ница – это Второй Фонд, иначе следует признать, что все обстоятельства, подтверждающие это, подтверждают противоположное. Как иначе вы объясните ужас, в который повергает здешних жителей упоминание о Нице? Я не вижу признаков политического господства Ницы. Старейшины действуют без всяких ограничений. Налогообложение, по-моему, здесь не слишком суровое и осуществляется от случая к случаю.
Крестьяне жалуются на бедность, но у них добротные дома и толстые щеки. У них варварский быт, бесспорно, но это обусловлено климатом.
Честное слово, я очарован этим миром. Такой скудости я нигде не видел, но здесь живут счастливые люди. Их простым душам недоступны страдания, свойственные населению более развитых миров.