— Вы не должны просить у меня прощения.
— Должен. Еще и потому, что дал вам напрасные надежды на выздоровление. Вероятность того, что моя терапия вам поможет, в действительности весьма незначительна. Тем не менее шанс есть. — Он твердо посмотрел ей в глаза. — Чтобы доказать серьезность моих слов, я предлагаю вам одной из первых пройти курс лечения. Что вы на это скажете?
Рейхан энергично затрясла головой, даже отступила на шаг, но Гольдман держал ее за руку.
— Что вы теряете? — Он говорил так убедительно, что его слова проникали до глубины души Рейхан. — История медицины изобилует случайными успехами. Никто не может с уверенностью сказать, как на ваш организм подействует терапия. Я тоже не могу. Но даже в худшем случае она вам не повредит. Вы можете только выиграть.
Его слова музыкой звучали в ее ушах. Симфония. Сладкий соблазн. Но когда Рейхан представила, что другие люди должны умереть, чтобы дать ей шанс на продление жизни, решение далось ей легко.
Кажется, Гольдман предвидел такой ответ, но, не желая довольствоваться им, одарил ее гипнотическим взглядом.
— По крайней мере, поразмыслите над моим предложением. Этим вы сделаете одолжение не только себе и своей семье, но и мне. Вы нравитесьмне.
Итак, он сказал это. Рейхан не знала, как ей реагировать. Прежде она относилась к этому мужчине с уважением. Но теперь, узнав его настоящее лицо, испытывала к нему лишь отвращение.
— Почему вы колеблетесь? — допытывался Гольдман. — Вы боитесь процедур? Напрасно, вы будете в хорошем обществе. Кроме Леклерка, шейха Ассада и трех других участников нашего проекта, я тоже собираюсь подвергнуться этой терапии. Начинаем уже завтра утром. Первый цикл назначен на восемь утра. Сразу после этого мы начинаем второй цикл. Так что спокойно все обдумайте. Если вы сегодня до вечера сообщите о своем решении, у нас еще будет достаточно времени для подготовки.
Он отпустил ее руку. У Рейхан возникло чувство, что комната вдруг начала вращаться вокруг нее.
Начинаем уже завтра утром.
Как это могло быть? Неужели она ослышалась, когда в пятницу Ассад и Гольдман говорили о сроках? Или они изменили планы? Но теперь это больше не играло никакой роли. Если терапия начиналась в восемь часов, процедура добычи свежих натальных клеток должна состояться в половине седьмого, на полтора часа раньше. Отсчет времени начался.
— Она лжет, — сухо констатировал Матс Леклерк, после того как Рейхан Абдалла покинула комнату.
— С чего вы взяли?
— Потому что в Лувре она встретилась не с какой-то неизвестной арабкой, а с весьма определенной особой — Дженнифер Уотсон. По крайней мере, под таким именем она зарегистрировалась в «Шератоне».
— Дженнифер Уотсон? Необычное для арабки имя, — заметил Гольдман. — Что в ней такого особенного?
— Она связана с аквалангистом, захватившим врасплох моих людей на «Харматтане».
Гольдман наморщил лоб. Он был блестящим ученым, но на то, что происходило вне стен лаборатории, обращал не слишком много внимания.
— Аквалангист не был убит на яхте, — пояснил ему Леклерк. — Я, хоть и понадеялся на это, на всякий случай оставил кое-кого понаблюдать в Акике. Мой человек проследил за незнакомцем до Джидды. Впрочем, у незнакомца есть имя — Брайан Фицджеральд. В Джидде он встретился с Дженнифер Уотсон. Я уверен, эта парочка что-то замышляет. Полагаю, что они шли по следу похищенных суданцев.
— Кто эти двое?
— Мы еще не знаем.
— Они связаны с Нангалой?
Леклерк покачал головой:
— Под действием «эликсира правды» он назвал дюжину имен. Фицджеральда и Уотсон среди них не было.
— Полицейские?
— Нет. С тех пор как они появились в Джидде, фараоны неотступно их преследуют. И чтобы все так и продолжалось, я велел Олафсону убить полицейского.
— Кто такой Олафсон?
— Один из моих парней. Имеет определенное внешнее сходство с Фицджеральдом. Я хотел, чтобы Фицджеральду и Уотсон из-за проблем с полицией пришлось отказаться от своих замыслов, а именно от поиска похищенных из Вад-Хашаби людей.
— План сработал?
— Да. Но за это время, кажется, что-то случилось. Ни вчера вечером, ни сегодня утром Олафсон не выходил на связь. Боюсь, что его молчание предвещает для нас трудности.
— Почему вы не приказали сразу убить этих двоих?
Укоризненный тон спровоцировал Леклерка.
— Я думал, это очевидно, — злобно ответил он. — За обоими следит Интерпол. Их убийство может направить око закона на нас. Не думаю, что это понравилось бы шейху Ассаду.
Лицо Гольдмана омрачилось.
— Где сейчас Фицджеральд и Уотсон? По-прежнему в Джидде?
— Так как Олафсон не доложил, об этом можно только догадываться. Возможно, еще в Джидде, но, может быть, и уже на пути сюда.
— С Интерполом на хвосте.
— Возможно. Но у Интерпола против нас до сих пор ничего нет, иначе мы давно уже сидели бы за решеткой.
— И все-таки это мне не нравится.
Леклерк воздержался от комментариев. Интерпол не был проблемой. Без весомых улик полиция ничего не могла против них предпринять. В большей степени его беспокоили Дженнифер Уотсон и Брайан Фицджеральд. Он о них практически ничего не знал. Но так как у них был контакт с Рейхан Абдаллой, стоило опасаться, что они знали существенно больше, чем следовало. С другой стороны, что эти двое могли сделать против прекрасно обученных и до зубов вооруженных наемных войск?
— В случае если они действительно появятся здесь, будет достаточно возможностей их ликвидировать, — сказал Леклерк. — Правда, было бы неплохо узнать побольше об их планах. Позвольте мне еще раз поговорить с мадемуазель Абдаллой.
— Ваши методы мне известны! — возразил Гольдман. — Но пока я не дам вам конкретного согласия, не сметь даже прикасаться к этой женщине, понятно? Иначе во время вашей терапии может случиться маленькая ошибка.
Леклерк скрипнул зубами от злости, но ничего не сказал.
— Как я вижу, мы поняли друг друга, — заметил Гольдман. — Тем не менее я согласен с вами. Мы должны заставить говорить мадемуазель Абдаллу. Но я не хочу, чтобы к ней применяли силу.
Он подумал некоторое время. Потом сказал:
— Доставьте сюда ее сына.
Витаминные растворы и гормональные инъекции приготовлены, лаборатории убраны и приборы проверены. Любая случайность должна быть исключена.
Доктор Гольдман был уверен, что первая фаза терапии — курс омоложения — пройдет без всяких осложнений. Но во второй фазе возникали некоторые трудности. Если выполнять все процедуры с необходимой точностью, то здесь тоже не предвиделось никаких существенных проблем. Однако малейшая ошибка могла повлечь ужасные последствия для каждого пациента. Поэтому доктор Гольдман хотел провести генеральную репетицию на сенаторе Блумфилде и Энтони Нангале.
Энтони Нангала лежал пристегнутый на операционном столе и мечтал наконец очнуться от кошмарного сна. Рядом с ним стоял доктор Гольдман с двумя ассистентами по бокам. Черт в белом со своими помощниками.
— Пока никаких признаков омоложения, — пробормотал Гольдман, рассматривая вблизи лицо Нангалы. — Но это ничего не значит. Снижение температуры тела вызывает замедление всех биохимических реакций, а также процессов регенерации. Подождем еще несколько дней. Я уверен, тогда мы увидим первые результаты.
Он выпрямился.
— Тем не менее мы уже сегодня можем приступить ко второй фазе. Ее целью является сохранение способности клеток к делению. Другими словами, речь идет о том, чтобы на длительный срок задержать процесс старения.
Он сделал паузу.
— Я вижу, вы спрашиваете себя, как мы хотим это осуществить. Вы все еще думаете, что моя идея — лишь игра воображения, не так ли? Но я вынужден вас разочаровать. Долголетие — или даже бессмертие — вовсе не сказка, а действительность. Более того, оно уже существует под маской самой страшной болезни, которая когда-нибудь поражала человечество, — рака.