— Брать ничего не будем, — сказал я, засовывая в карман томик Пушкина, — и так идем с перегрузом. Возьмем только Жульку. Все остальное — потом.
И тут до меня дошло, что вряд ли мы взлетим: лыжонок-то стоял поперек хода самолета.
Мы двинулись назад. Войтин что-то отстал. Я оглянулся. Он брел с каким-то мешком на спине. Мешок был маленький, но Войтин взмок, и его водило из стороны в сторону. Особенно труден был для него подъем на торос.
Рядом с ним гарцевала Жулька. Она тащила его рукавицу с таким гордым видом, как будто делала очень важное и полезное дело.
— Я же сказал: ничего не брать, только собаку, — сказал я.
— Захватите доски, — буркнул Войтин и отнес мешок в самолет.
Я стал рассматривать лыжонок. Когда Войтин вышел из самолета, я сказал:
— Вообще-то, если приподнять хвост, можно, пожалуй, взлететь и без лыжонка. Но как приподнять? Силенок не хватит. Несолидно как-то давать сигнал SOS.
— Я подниму, — сказал Войтин, — один. Только нужны доски и пустая бочка.
— Как же ты поднимешь?
— У меня есть домкратик.
— Я и не знал, что ты возишь с собой домкрат.
— Я много кое-чего вожу, — буркнул Войтин.
Домкрат был небольшой и — тоже отхромированный.
Этот домкрат мог приподнять самолет только на самую малость. И тут нам помогли доски. Мы понемножку подсовывали и подсовывали новые доски, наконец подставили железную бочку из-под бензина, на нее домкрат. Поддомкратили — теперь самолет был в одну линию с горизонтом. Вытащили из-под самолета доски и отбросили их в сторону.
— Если теперь разгрузить хвост и дать полные обороты, пожалуй, взлетим, — сказал я.
— А как же домкрат? — спросил Войтин. — Ты о домкрате подумал или нет?
— Черт с ним, с домкратом. Тут уж не до жиру.
Войтин нахмурился и проворчал себе под нос: кажется, обругал летчиков, которые только и думают о том, как бы бросить где попало инструмент.
— А где Жулька? — спросил я.
— Теперь она умная. В самолете сидит.
Мы залезли в кабину.
— Где Войтин? — спросил я.
— Тут! — ответил он, появляясь, и стал запускать моторы.
Мы дали полные обороты, самолет рванулся вперед, чуть было не ударился хвостом об лед, но выровнялся, и мы взлетели.
— Все хорошо, — сказал я, радуясь, что все обошлось, а потом добавил: — Домкрат вот только жалко. Хороший был домкратик, аккуратный.
Войтин даже ухом не повел, продолжая глядеть на приборы. Это мне показалось подозрительным. И тут я увидел, что на его руку намотана веревка, и тянется эта веревка к дверце самолета.
— Ты с ума сошел! — крикнул я. — А если бы эта твоя железяка за торос зацепилась? Тебе бы руку оторвало. Или самого вытянуло наружу.
— Она бы не зацепилась. Я все рассчитал. Я всегда все рассчитываю. Мне жить еще не надоело.
Мы набрали высоту, встали на автопилот, немножко расслабились, и тут я вспомнил про мешок.
Войтин вышел из пилотской кабины и втащил домкрат в самолет. Потом стал протирать его.
— А что у тебя в мешке? — спросил я.
Лицо Войтина просветлело.
— Она, понимаешь ли, такая маленькая-маленькая. Не больше двух пудов, я думаю. Я об ней всю жизнь мечтал. Но где ж ее достанешь? Она ведь не продается.
— Да кто же это она такая, о которой ты всю жизнь мечтал? — спросил радист.
— Сейчас принесу. Поглядите за приборами. Повнимательнее там.
Он принес мешок и раскрыл его перед нами. Мы нагнулись и увидели наковальню.
— Черт знает что! — выругался радист.
— Зачем она тебе? — спросил я. — Лишний груз!
— Затем же, зачем и домкрат. «Лишний груз»! Много вы понимаете в лишнем грузе. Я как увидел ее, так и…
Войтин махнул рукой и обратился к Жульке:
— Они разве поймут? Им бы только привести инструмент в негодность, а потом бросить его где попало — пусть, мол, ржавеет. Сами они лишний груз!
Жулька радостно заболтала хвостом, соглашаясь с Войтиным.
— Пожалуй, наковальня нужна, — согласился я, — правда, Жуля?
Жулька и со мной согласилась и в порыве радости тронула штурвал лапой.
— А лыжонок я отремонтирую на базе, — сказал Войтин, — там ведь слесарь безрукий. Не уважаю безруких людей.
С тех пор Жулька летала с нами. Целью своей жизни она теперь считала охрану самолета от пассажиров и грузчиков.
Просмотрев эту запись, Ирженин нахмурился.
— Так-то все правильно. И звук новых галош. Но где же это ты увидел отвертку со сбитого «мессершмитта»? Зачем было врать? У него, правда, есть ключ с «юнкерса». Но не со сбитого. У нас в подразделении был до войны свой «юнкерс», но не тактический германский бомбардировщик, а ледовый русский разведчик.