— Вас мы тоже смогли найти, — успокоил Варош.
— Кстати, кто бы не прислал этих охотников за головами, он богат. Этот пергамент новый и хорошего качества. Его не соскабливали, чтобы использовать повторно, — он посмотрел на него более внимательно. — И мне не знаком этот сорт.
— Это папирус, эссэры, — последовал комментарий Армина. — А не пергамент, — он протянул мне мою кольчугу. — Эссэри, я закончил работу. Так пойдёт?
Я осмотрел дыру, она была ещё заметна только по замененным звеньям, которые имели другой оттенок.
— Спасибо, Армин, хорошая работа.
Он засиял и глубоко поклонился.
— Я рад, эссэри, что угодил вам своей работой, потому что говорят, тот, кто хорошо и прилежно работает, обретёт благосклонность в глазах богов и попадёт в небесные…
Зокора посмотрела на него и приложила палец к губам.
— Мужичок, береги слова, как годы жизни, — промолвила она. — Псс!
— Простите, эссэра! Я только хотел…, - быстро начал он. Остальную часть речи он проглотил.
— Что такое папирус? — спросил его Варош.
— Что? — осторожно переспросил он, всё ещё глядя на Зокору, бесстрастно смотрящую на него.
— Папирус, — напомнил ему Варош.
— Что? О, да, конечно, эссэри. Папирус — это что-то вроде пергамента, но сделанный из тростника, — ответил Армин. — Не спрашивайте меня, как, эссэри, я только знаю, что для его изготовления использую тростник. Для ежедневных записей у нас берут папирус. Только для официальных документов, архивов, библиотек и храмов используется пергамент. А ещё им пользуются ростовщики.
— Видишь мужичок, ты можешь говорить и короче, — заметила Зокора.
Армин посмотрел на неё с укоризной.
— Но эссэра, боги дали людям слова, чтобы они ими пользовались! Как ещё вы хотите собраться с мыслями и передать их другим?
Она приподняла вверх бровь.
— Может бережливо?
— Разве не написано…
— Армин. Помоги мне одеть кольчугу, — прервал я.
— Думаю, он делает это намеренно, — заметил Варош, покрутив пальцами древко болта и осмотрев его сверху до низу. Затем взял маленький ножек и отрезал часть оперения. Он удовлетворённо кивнул, увидев мой вопрошающий взгляд. — Перья ворона. Я ещё не нашёл ничего лучше.
— Вороны. В Келаре мы использовали перья вороны, — промолвил я.
— Ворон лучше. Для болта перья должны быть жестче, чем для стрелы, поэтому я покрываю их лаком. Хавальд, я действительно думаю, что он делает это намерено.
— Армин?
Варош кивнул и взял следующий болт.
Даже я увидел, что тот кривой. Он с помощью плоскогубцев высвободил наконечник, а древко выкинул за борт.
— Для того, чтобы досаждать тёмному эльфу, нужна смелость, — сказал я.
— О, он ей не досаждает. Маленький мужичек забавляет её.
Я посмотрел на Армина, который как раз подносил ко рту одного из раненых бурдюк с водой.
— Он в порядке. И он не особо маленького роста. Не для здешних стандартов.
— Он едва выше Зокоры.
— Ты считаешь, что Зокора маленькая? — спросил я.
— Нет. Для меня как раз.
Я продолжал смотреть на Армина.
— Для некоторых он, возможно, тоже большой человек. Ты обращал внимание на его слова? Он образован. Он только притворяется, что маленькая сошка.
— Да, — ответил Варош. — Зокора тоже так сказала. Поэтому она пытается вывести его на чистую воду.
Я рассмеялся.
— Что? — удивился Варош.
— Ничего. Просто у меня прямо сейчас возникла абсурдная мысль. Что, если подобным образом он за ней ухаживает?
— Тогда я поговорю с ним, — сказал Варош, внимательно разглядывая следующий болт. Конечно, было совпадением, что наконечник указывал на Армина. — Но совсем коротко.
34. Птицы и змеи
Я находился на нижней палубе, в низком промежуточном помещении, где царила почти невыносимая жара.
Через открытый люк падали лучи солнца, в которых танцевали и светились тысячи пылинок. Оставаться здесь дольше было бы мучением.
С большим трудом и осторожностью мы перенесли Наталию сюда, очень осторожно, потому что я боялся её разбить.
Рядом с ней лежал голый и вспотевший охотник за головами. Ему всё ещё никто не сказал ни слова. Я в последний раз наклонился к Наталии и провёл рукой по каменной щеке. Могут ли что-нибудь видеть её открытые глаза?
Я не знал, как это возможно. Снова я прикоснулся к Искоренителю Душ, чтобы убедиться, что Наталия ещё пребывает среди нас.
Ничего не изменилось, мой меч видел её, даже если контуры не мерцали, а образовывали чёткую линию.