Следуя рекомендации Армина, на каждом пальце у меня было одето кольцо, я был завешен разными цепочками, вооружён ятаганом и сразу несколькими кинжалами с левой стороны.
От меня исходило бренчание.
Где-то в трюме «Копья» он нашёл сапоги, загнутые на носке вверх, и на одном из этих носков висел колокольчик, сводящий меня с ума. На носке другого сапога остался ещё только бантик, второй колокольчик отсутствовал. Я бал за это благодарен.
В моих глазах я выглядел абсолютно нелепо.
— Эссэри, я знаю, как эти люди смотрят на вещи, доверьтесь мне. Вы должны выглядеть как опасный человек, который делает вид, что хочет возвыситься над своим положением. Как хорошо одетый разбойник. Работорговцы будут чувствовать своё превосходство, но не настолько, чтобы не воспринимать вас всерьёз.
Похоже, план Армина сработал, потому что левый уголок губ работорговца весело дрогнул, когда он снова повернулся к Армину.
— Мой господин ищет сильного работника и одну или две красивые женщины на ночь. Если те ещё не приручены, он будет рад. Ему нравится подчинять себе царапающихся кошек.
Я посмотрел на Армина. Он пригнулся и поднял вверх руки, будто ожидая удара.
— Простите мой бойкий язык, эссэри, но он должен об этом узнать, как иначе хранителю цепей определить, какой вам показать товар? — выкрикнул он хныкающим голосом. Я пнул его в зад, так что он чуть не упал в пыль. Колокольчик звонко зазвенел. Что ж, пинка в его плане не было, но я посчитал, что он хорошо подходит.
— Простите, эссэри, — заныл Армин, когда поднялся из пыли, подозрительно глядя на мой сапог. Во всяком случае, работорговец не нашёл в этом ничего необычного.
— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он, давая этой формой обращения понять, что он обо мне думает. — Следуй за мной.
Радостный звон колокольчика сопровождал нас на этом рынке страданий с каждым вторым шагом. Его тон звучал для меня, как насмешка. Я знал, что неволя этих женщин и мужчин длится ещё не так долго. Корабль причалил здесь к берегу, чтобы купить новый товар; кроме грязи и нечистот и следов издевательств, больше всего меня удручала безнадёжность в притупившихся взглядах несчастных.
Когда Армин и я подходили к клеткам, жалкие узники чаще всего смотрели на нас с безразличием, иногда у них просыпалось любопытство, редко надежда. Женщины содержались в лучших условиях, чем мужчины, по крайней мере, молодые, но у большинства также были видны признаки насилия.
Уже только вонь была пыткой.
Работорговец тыкал острым шестом в клетках, таким образом говоря, чтобы та или другая молодая девушка встала и показала мне свои прелести или мужчина свои мышцы.
Зачастую я видел грязные остатки приличной одежды. Между тем я знал, что похищение и продажу в рабство часто используют здесь, чтобы навредить другим. Работорговцы большую часть своих жертв получали от людей, которые действовали из своих собственных мотивов.
Возможно, вот эта была дочерью торговца, который не смог заплатить долги, а та женщиной, оскорбившей гордого мужчину. Работорговцы брали всё, им было наплевать, откуда они.
Но моих товарищей я здесь не обнаружил.
— Нет, нет, — заметил я. — Ни один из них не заслуживает моего одобрения. Они, словно скот! У вас нет чего-нибудь с остатками гордости? Чего-нибудь особенного? — спросил я.
Мне не нравилось говорить так о несчастных.
Работорговец ещё раз осмотрел меня с головы до ног.
Я вытащил кошелёк и позвенел монетами.
— Моему господину нравится, чтобы вначале они были гордыми, и после он мог их усмирить, — сказал Армин, и я снова его пнул. В этот раз он, казалось бы, неуклюже увернулся, чтобы опять приземлиться в пыль.
Работорговец коротко рассмеялся.
— Следуйте за мной, — снова сказал он.
Он провёл нас к большому шатру из тёмной ткани, достаточно большому, что тот мог бы быть домом и убрал в сторону тент, прикрывающий вход.
Шатёр был роскошно украшен. Землю покрывали ковры и подушки. Внутреннюю часть шатра делили на помещения падающие вертикально вниз тенты. Вход вел в самое большое из них, где ещё два работорговца ели засахаренные фрукты и играли в шахматы.
Здесь находилось пять клеток. Но они были другими: металлические, в форме круглой птичьей клетки и позолоченные. И по сравнению с другими клетками за пределами шатра — образец чистоты. Только две из них были заняты, три другие ждали с открытыми дверями.