— Еда была отравленной?
— О нет, это было бы слишком очевидно. Но её было много, верно? Вы наелись до отвала после всех тягот вашего путешествия? Усталость, которую вы затем почувствовали, появилась только из-за хорошей еды. Этот отец всех лжецов известен своей кухней. Нет, это фонарь в ваших роскошных комнатах. Он был с запахом, верно?
Я кивнул.
— Видите? Вот так нежный запах прелестного цветка убаюкал вас.
— Откуда вы знаете сколько людей меня сопровождало?
— Я побывал во многих странах, и тех, кого вы звали — это не имена богов. Два мужчины, четыре женщины.
Мужские имена редко заканчиваются на «а» или «е». Женщины должно быть красивые, в противном случае они были бы здесь, с нами, а мужчины сильные, иначе тоже разделили бы нашу судьбу.
— А моя слепота?
— Это было самое простое, — он пожал плечами. — Я слышал, как охранники над этим смеялись.
— Дверь была надёжно заперта, я точно это знаю. Как они смогли попасть в наши комнаты?
— Если дверь была надёжно заперта, что тогда остаётся? Вы догадались эссэри: стена. В комнате был красиво украшенный, тяжёлый и массивный шкаф и розового дерева?
В самом деле. Кто будет запирать свой шкаф?
— Что ж, вот вам и ответ. Ваша судьба и крушение, выраженные несколькими хорошо сформулированными словами.
Я покачал головой.
— Не могло всё пройти так гладко. Между тем мои друзья уже должны были проснуться и освободиться.
Он начал смеяться.
— Хавальд, боюсь, вы ещё больший дурак, чем я. Проснулись и освободились? Вы совсем не догадываетесь, что случилось?
— Скажите мне.
— Что говорит ваш голод после такого обильного обеда? А как ваши плечи и запястья, насколько они затекли?
Он был прав. Остальное я не заметил, но у меня урчал желудок.
— Вы спали три дня. Это третий вечер после бури. Ваши женщины и друзья уже давно покинули эти стены. И если они проснулись, то их ситуация ещё хуже нашей, по крайней мере, на данный момент, потому что я могу сказать вам, где они находятся. В подвалах старого невольничьего рынка. Завтра утром их продадут на аукционе. Страж нашей камеры настоящий друг по сравнению с охранниками работорговцев. Ваши женщины уже обесчещены, если только одна из них не была девственницей. Ваши друзья, если они подчинились, то ещё живы. Если попытались вызвать проблемы, то могу с уверенностью сказать, что уже мертвы.
— Невольничий рынок в Газалабаде? — спросил я.
— Да, там вы смогли бы его найти, если бы в вашей власти было покинуть эту такую приятную комнату. Но боюсь наш хозяин имеет на нас другие планы.
— И какие же?
— Пища для арены. Слепой воин и циркач. Кратковременное развлечение. Думаю, Фард получит за нас обоих всего пол серебряной монеты, если не меньше. Но он слишком труслив, чтобы убивать нас самому. Что делать с нашими телами, мы начнём смердеть! Поэтому он продаст нас для арены.
Я изучил свои оковы. Они были из железа, а железный штырь вбит в замок. И сидел он там крепко. Звенья цепи были ржавыми, но крепкими, а крепление в стене казалось прочным. Я потянул за цепи, раздался громкий звон, но кроме новой боли в запястьях ничего не изменилось.
Хотелось бы мне, чтобы Поппет была здесь. Или кто-нибудь другой. Мне пришла в голову мысль.
— А что с моим снаряжением?
— А что с ним может быть? Оно у Фарда, вместе с вашими деньгами. Он продаст всё, чем вы владели, на рынке — так он разбогател.
— Откуда вы это знаете?
— У меня было время подумать. Кроме того, у Фарда определённая репутация.
— И всё же он смог вас поймать?
— Трюк с фонарём был для меня новым. Даже старой собаке приходится учиться новым трюкам, если она хочет состариться. Боюсь, я учился слишком медленно. Я, конечно, надеюсь, что моё красноречие удовлетворит голод львов, которым меня бросят на съедение, но должен признать, что у меня есть некоторые сомнения по поводу того, что я смогу пережить это кормление.
— Я уверен, вы приручите их своим языком.
Я встал, всё ещё неуверенно держась на ногах, но постепенно мне становилось всё лучше. Я снова осмотрел оковы. Только этот маленький штырь держал их защёлкнутыми. Он был вбит молотком.
Ещё один удар молотком со штампом заставит его выскочить. Однако у меня не было молотка.