— Ничего себе! — вырвалось у Яноша, когда Зокора зажгла перед нами свет, направив его вверх. — Кто бы что не говорил об империи, но строить они умели!
И правда.
Наш путь пересекала расщелина, шириной она была определённо около пятнадцати длин, равных росту человека. Справа и слева от дороги инженеры старой империи выравняли и опустили землю, так что к краю пропасти она вела по наклонной плоскости.
Со сталактитов на потолке пещеры вниз постоянно капала вода, замерзая на земле в толстый ледяной покров, превратив долину в опасную горку, которая заканчивалась обрывом.
Сама дорога становилась таким образом платформой, шириной около четырёх длин, равных росту человека, которая на хороших две длинны, равных росту человека, выступала над пропастью. Одна ступень показывала, куда обычно опускался подъёмный мост.
На другой стороне пропасти, блестя в свете Зокоры, из камня выступала сторожка с подъёмным мостом. Бойницы, закрытые тяжёлыми железными ставнями, угрожали плато. Из каменной стены выступали две платформы, слева и справа от тяжёлого подъёмного моста. На них были расположены странные, скрытые льдом конструкции, смысл которых я не мог понять.
— Скажите, Зиглинда, Серафина знает, что это такое?
Зиглинда кивнула.
— Она ещё никогда не видела этот путь, но ей знакомы подобные конструкции. Это большие лампы.
— Это действительно впечатляет. Что бы подумал вражеский генерал, если бы увидел это? — Янош снял свой шлем и почесал голову.
— Впечатляет, в самом деле, — согласился я. — Если кто-то посчитает, что должен атаковать здесь, то стоит им споткнуться, и они сразу окажутся в пропасти. Лампы ослепят нападающих, а без прикрытия любой штурм потонет в граде болтов. Осадные машины тоже нельзя использовать, они соскользнут в бездну. Катапульты бросают камни высоко вверх… они просто будут ударяться о потолок пещеры. Остаются только баллисты, но они редко обладают необходимой огневой мощью. Если бы я был вражеским генералом, я бы отчаялся.
— Вот видишь, — сказал Зокора. — Здесь дальше не пройти.
— Хм. Почему бы вам не перелететь на одну из этих платформ и не привязать там верёвку?
Зокора закатила глаза.
— Я не умею летать. Левитировать да, но не летать. И прежде чем тебе придут в голову другие идеи, по близости должны находится твёрдый камень, лёд или земля. Я могу парить вдоль глубокой шахты, но не могу пересечь ущелье.
Я обратился к Яношу.
— А что, если забросить крюк?
— Почему вы спрашиваете меня об этом?
— У меня такое чувство, будто вы знаете, как с ним обращаться. Кроме того, у вас есть один в вашей поклаже.
Он рассмеялся.
— Да, я просто хорошо умею им пользоваться. Но здесь… Я могу забросить его только с платформы. Это расстояние на добрых двадцать длин, равных росту человека, да ещё пятнадцать в высоту… Крюк слишком тяжёлый. Я не справлюсь. А более лёгкому я не захотел бы доверить свою жизнь.
Лиандра подошла ко мне, пока я разглядывал ворота. Она положила мне руку на плечо.
— Я тоже чувствую разочарование. Но, кажется, нам придётся найти другой путь.
— Хорошо, — сказала Зокора. — Тогда я отправляюсь на поиски. Поппет я возьму с собой. Она чувствует камень, — сказав это, она повернулась и исчезла в темноте, Поппет послушно последовала за ней.
Часть времени я провёл, ломая голову, но так ничего и не придумал. В конце концов я решил смотреть на это, как на комплимент строителям крепости.
Затем вытащил свой резец.
— Что это за дерево? — спросила Лианда, когда села рядом и прислонилась ко мне. — Я ещё никогда такого не видела.
— Это не дерево, — я поднял вверх кусок, над которым работал. — Просто хочу кое-что попробовать. Это часть от панциря ползуна. Его можно резать также, как мыльный камень, только ещё намного легче. Думаю, он хорошо подойдёт для чёрных фигур твоих шахмат.
— Не знаю, должна ли я испытывать отвращение, — сказала Лиандра.
— Ты имела бы что-то против слоновой кости?
— Нет, почему?
— Ну, это ведь зубы. Вырванные с кровью из челюстей и…
Она ударила меня локтем в бок.
— Прекрати, Хавальд!
Она рассмеялась.
— Ладно, ладно. Просто дело в том, что я испугалась этих ползунов больше, чем дракона.
— Я больше никогда не смогу смотреть на тараканов так, как раньше, — сказал Янош. — Я тут как раз вспомнил одного парня, которого знал. Интересно, пришли бы они ему по вкусу?
— Как это? — с любопытством спросила Лиандра.
Янош рассмеялся.
— Он был сумасшедшим. Он говорил, что насекомые — это хорошая пища, и ему нравилось есть саранчу и других жуков, поджаренных на масле.
Лиандра встряхнулась.
— И у него не было несварения? — спросил я.
Был один, нет два случая, когда я чуть не умер от голода. В обоих случаях насекомых можно было найти. Если бы я знал, что их можно есть, я бы съел.
— В определённом смысле было. Он бросил своих насекомых в общую кастрюлю роты, чтобы пробудить у нас вкус.
— И что случилось? — спросила Лиандра.
— С ним произошёл несчастный случай. Он головой вниз упал в сортир и захлебнулся, — он широко ухмыльнулся, и поневоле я тоже рассмеялся.
— Это ещё более омерзительно, чем насекомые, — с отвращение сказала Лиандра. — Не знаю, как вы можете над этим смеяться.
— Лиандра. Упасть в сортир — это термин, обозначающий, что его товарищи его убили, — объяснил я.
— Это не менее отвратительно.
— Я собираюсь сейчас готовить еду, — сказала Зиглинда предупреждающим тоном. — И сразу говорю, если найду в своей кастрюле таракана, я тоже кого-нибудь убью.
Зокоры и Поппет долго не было, так долго, что я начал волноваться. Но я ждал и резал.
Я считал, что панцирь хорошо подходит для резьбы. Спустя короткое время у меня уже была готова первая чёрная фигура. Один из двух чёрных рыцарей.
— Это Янош! — выкрикнула Лиандра, хлопая, словно маленькая девочка в ладоши, когда я с поклоном протянул ей фигурку. — Как подходит!
— Дай мне посмотреть, — попросил Янош, и Лиандра протянула ему рыцаря.
Он изучил его и посмотрел на меня.
— Вы действительно художник, Хавальд. Какие фигуры вы уже успели сделать?
— Белые в полном комплекте, — сказал я.
— Могу я на них взглянуть?
— Да, будь так добр, — выкрикнула Лиандра, а Зиглинда кивнула. — Я признаю, что мне тоже любопытно.
— Я думал, он делает их для вас? Как так получилось, что вы ещё не видели фигуры? — спросил Варош.
— Я видела некоторые в процессе работы. Но всегда, когда он заканчивает, он их убирает.
Я колебался, затем пожал плечами и вытащил из рюкзака мешочек с фигурками.
— Это же Ёаким, — выкрикнула Зиглинда. — И папа, — её лицо стало серьёзным. — Ты использовал наших товарищей в качестве моделей для фигур.
— Чтобы не забыть их лица, — сказал я.
— А кто тогда этот рыцарь? Он кажется мне знакомым.
Я посмотрел на фигуру, которую она подняла вверх.
— Разве вы его не узнаёте?
— Сержант, — произнёс Янош.
— Да, сержант. А другой рыцарь здесь — Серафина.
— Я её не узнала, — тихо призналась Зиглинда.
— Доспехи не особо отличаются друг от друга, но забрала открыты.
Зиглинда взяла в руки фигуру и внимательно её изучила. Затем улыбнулась.
— Да, это она. Откуда вам знакомо выражение её лица?
Я видел Серафину только мёртвой, но сержант внёс в мою память более, чем достаточно своих воспоминаний.
— А это ты, — сказал Янош, подняв жрицу.
— Определённо.
Зиглинда взяла фигуру и поднесла к фигуре Серафины.
— На этой шахматной доске мы вдвоём, — тихо сказала она.
— Ты сделал Кеннарда белым королём?
Я кивнул.
— Это как-то напрашивалось.