— И это зима? Не хочу знать, как здесь тогда летом, — выругался тихо Янош.
Мы продолжили путь. Всякий раз, когда мы могли пройти немного по дороге, я вздыхал от облегчения и проклинал песок, когда он неизбежно возвращался.
Ближе к вечеру мы добрались до останков поселения. Поппет попыталась описать мне, что видит, но её голос был едва слышен. Зокора давала ей воду, но, видимо, недостаточно. Наталия была почти такой же высокой, как Лиандра, но более крепкого телосложения. Зокора давала ей столько же воды, сколько пила сама. Я предположил, что Наталия весила где-то в полтора раза больше Зокоры.
Мы решили остановиться здесь. Когда я выбрал остатки стены, на которую мог опереться, я услышал кое-что, чего никогда не ожидал: Зокора извинилась перед Поппет.
— Я несу за тебя ответственность, и это было моей ошибкой. Вот, пей, сколько хочешь.
Но Поппет выпила совсем немного.
— Я знаю, почему никогда не хотел становиться пехотинцем, — сказал Янош, когда плюхнулся рядом со мной на песок. — Я для этого слишком тяжёлый, — он сделал глоток воды. — Не понимаю, как могла маршировать тяжёлая пехота. Их доспехи весели значительно больше наших и снаряжение тоже было при них.
— Наверное, мы все мягкотелые, — предположил я. — За исключением Зокоры.
Я прислушивался к её шагам, она даже не поменяла ритма.
— Точно, её ноги касаются земли. Я даже не заметил, — сказал Янош. — Зокора, почему ты больше не левитируешь.
— Левитация — это дар моей богини, — ответила тёмная эльфика. — Это не её страна. Лёд, камень и снег — да. Но не песок.
— Интересно, что здесь было? — спросил Варош.
Я услышал, как он встал и зашумел в руинах дома, к стене которого я прислонился.
— Что он ищет? — спросил я Поппет.
— Дрова для ужина.
— Думаю, что это было небольшое поселение, своего рода торговый пост. Возможно, домов сорок, даже не было защитной стены, — сказал Янош. — Зиглинда хотела посмотреть, сможет ли найти колодец. Может в нём есть вода.
— Вряд ли, — сказал я.
— Она действительно может найти воду, — сказала Лиандра, садясь рядом.
Стена отбрасывала тень, защищая от заходящего солнца. Ещё было тепло, но я знал, что ночь будет холодной.
— Как так? — спросил я.
— Часто происходит так, что колодец, который считали высохшим и забросили, в какой-то момент снова наполняется водой.
— Я бы сейчас ничего не имел против куска льда, — сказал я с тоской.
— Зокора, что Соланте за богиня? — спросил Янош.
Тёмная эльфейка одно мгновение молчала.
— Её сложно описать, она владычица тёмной страны, а не поверхности земли. По сравнению с нашим миром даже эта страна плодородна. Вон там стоит дерево. У нас ты такого не встретишь. Там, где нет солнца, жизнь подчиняется своим собственным законам. У тебя нет возможности сделать одну и туже ошибку два раза. Соланте богиня, которая помогает, если ты в состоянии помочь себе. Она учит дисциплине и лояльности. Даром ничего не даётся, и у всего есть ценна. И она учит абсолютному послушанию по отношению к женщинам старше тебя.
— А что с мужчинами? — спросил Янош.
— Мужчины сильнее женщин, но не такие выносливые. Соланте даёт нам четыре девочки на одного мальчика. Для того, чтобы раса не вымерла, ей нужны способные к размножению мужчины, поэтому мужчин балуют и лелеют словно детей. Вот почему у нас так много рабов-людей. Они делают то, что делают ваши мужчины, сражаются вместе со своими хозяйками, работают с ними на грибных фермах… и всё такое, — она ненадолго замолчала. — И это Солонте защищает наших рабов. Лояльность вознаграждается. Если раб лоялен, он может добиться влияния. Только он никогда не сможет завоевать голос в совете.
— Я правильно понимаю, мужчин защищают, а без женщин можно обойтись? — спросил тихо Варош.
Зокора рассмеялась.
— Это не совсем так. Если женщина беременна, она священна. Но мужчина может за два года оплодотворить дюжину женщин, в то время как женщина за тоже время родить только одного ребёнка. Если вообще получится. В остальном, если работа опасная, то её выполняет женщина. Мужчины вообще не работают.
— И не имеют права голоса, — вставил сухо Янош.
— Некоторые рабы почитаются больше, чем наши мужчины. Мужчина считаются у нас бесполезными, кроме как в одном, — Зокора рассмеялась. — Когда я в первый раз увидела мужчину, который отдавал приказы, я подумала, что сплю.
— Я ненавижу рабство, — сказала Лиандра. — С этой практикой в вашем народе я не согласна больше всего.
— Может ты и права. Но я думаю, это слово на нашем языке имеет другое значение. Варош мой раб.
— Он не раб! — с негодованием выкрикнул Янош.
— Дайте ей сказать, — попросил спокойно Варош.
Он что-то подтащил и бросил на землю. Звучало как дерево.
— Он служит мне, сражается вместе со мной, делит со мной ложе и еду. Если бы я уже не была беременной, он мог бы стать отцом моих детей. Я доверяю ему, а он доверяет мне. Всё же я называют его рабом, потому что не могу подобрать другого слова.
Но есть также рабы в том смысле, как это слово используете вы. Только самые способные из них добиваются такого статуса, какой я признаю за Варошем. Большинство из них нисколько не лучше скота, и на них так и смотрят.
— Это… против воли богов, — сказала Лиандра.
— Разве? У Талака рабов больше, чем есть на свете тёмных эльфов. Где же тогда его божественная кара?
— Но рабство…
— Лиандра. Наши рабы являются таковыми, потому что не могут думать самостоятельно. Что-то в наших пещерах разрушает их интеллект после второго или третьего поколения.
— Тогда вам нужно их обучить, — сказала Лиандра.
— Это невозможно. Мы пытались. Думаешь, они не были бы более полезны, если бы были такими, как люди на поверхности земли? Может быть, когда-нибудь ты увидишь моё королевство своими глазами, тогда поймёшь, — она сделала глубокий вдох. — Моя богиня учит усердию, дисциплине и силе. Она учит вознаграждать за хорошую службу, а за плохую наказывать. Она учит наказанию — в ваших глазах такое наказание было бы ужасным — но также прощению и исцелению. Вы не поймёте её, пока не поживёте в темноте, — она отпила глоток. — Но я учусь и постепенно начинаю понимать вас. Я уже несколько веков путешествую по поверхности земли. Но часто я была лишь непричастным наблюдателем и пыталась постичь, что видела. Я зря потратила время. Потому что начала понимать только после того, как встретила вас, и Ригвард объяснил мне что к чему. И, возможно, Хавальд прав со своими собаками.
Я услышал, как она встала и ушла.
— Мы её оскорбили? — спросил тихо Янош.
— Думаю нет, — ответила Лиандра. — Тогда она обнажила бы меч.
— Её не так сложно понять, — сказал Варош. — Вам нужно только…
— Варош! — крикнула Зокора. — За себя я буду говорить сама. Говори только за себя.
— У неё действительно очень хороший слух, — сказал Янош.
— Тогда она услышит, что я скажу за себя: она удивительная женщина.
Сказав это, Варош встал и последовал за Зокорой.
Зиглинда вернулась, я услышал, как шлёпают мокрые бурдюки.
— Я нашла воду, — сказала она и села рядом с Яношем.
— Хорошо, — сказал я. — Мы значительно недооценили расход воды. Я выпил сегодня больше, чем обычно пью за три дня.
— Нужно научиться быть более экономными, — сказала Лиандра.
В тот вечер мы ещё раз наелись до отвала. Зиглинда поджарила последние куски медвежьего мяса, и мы легли отдыхать.
Следующее утро началось с того, что в сапог Лиандры заползло какое-то насекомое и когда она его одевала, укусило её. Как описала мне Поппет, насекомое было крошечным, красноватого цвета и прозрачное. У него было восемь ног и подвижный хвост с жалом, а также клешни, как у рака.
Нога Лиандры за несколько минут раздулась до величины волчьей головы. Зокора разрезала укус, выдавили и отсосала плохую кровь. Всё же она не смогла предотвратить лихорадку Лиандры. Весь день я переживал за неё. Она разговаривала в лихорадочном сне, называла меня Родериком, но также Хавальдом и плакала, словно маленький ребёнок.