Второй легион (ЛП)

— Откуда вы знаете сколько людей меня сопровождало?

— Я побывал во многих странах, и тех, кого вы звали — это не имена богов. Два мужчины, четыре женщины.

Мужские имена редко заканчиваются на «а» или «е». Женщины должно быть красивые, в противном случае они были бы здесь, с нами, а мужчины сильные, иначе тоже разделили бы нашу судьбу.

— А моя слепота?

— Это было самое простое, — он пожал плечами. — Я слышал, как охранники над этим смеялись.

— Дверь была надёжно заперта, я точно это знаю. Как они смогли попасть в наши комнаты?

— Если дверь была надёжно заперта, что тогда остаётся? Вы догадались эссэри: стена. В комнате был красиво украшенный, тяжёлый и массивный шкаф и розового дерева?

В самом деле. Кто будет запирать свой шкаф?

— Что ж, вот вам и ответ. Ваша судьба и крушение, выраженные несколькими хорошо сформулированными словами.

Я покачал головой.

— Не могло всё пройти так гладко. Между тем мои друзья уже должны были проснуться и освободиться.

Он начал смеяться.

— Хавальд, боюсь, вы ещё больший дурак, чем я. Проснулись и освободились? Вы совсем не догадываетесь, что случилось?

— Скажите мне.

— Что говорит ваш голод после такого обильного обеда? А как ваши плечи и запястья, насколько они затекли?

Он был прав. Остальное я не заметил, но у меня урчал желудок.

— Вы спали три дня. Это третий вечер после бури. Ваши женщины и друзья уже давно покинули эти стены. И если они проснулись, то их ситуация ещё хуже нашей, по крайней мере, на данный момент, потому что я могу сказать вам, где они находятся. В подвалах старого невольничьего рынка. Завтра утром их продадут на аукционе. Страж нашей камеры настоящий друг по сравнению с охранниками работорговцев. Ваши женщины уже обесчещены, если только одна из них не была девственницей. Ваши друзья, если они подчинились, то ещё живы. Если попытались вызвать проблемы, то могу с уверенностью сказать, что уже мертвы.

— Невольничий рынок в Газалабаде? — спросил я.

— Да, там вы смогли бы его найти, если бы в вашей власти было покинуть эту такую приятную комнату. Но боюсь наш хозяин имеет на нас другие планы.

— И какие же?

— Пища для арены. Слепой воин и циркач. Кратковременное развлечение. Думаю, Фард получит за нас обоих всего пол серебряной монеты, если не меньше. Но он слишком труслив, чтобы убивать нас самому. Что делать с нашими телами, мы начнём смердеть! Поэтому он продаст нас для арены.

Я изучил свои оковы. Они были из железа, а железный штырь вбит в замок. И сидел он там крепко. Звенья цепи были ржавыми, но крепкими, а крепление в стене казалось прочным. Я потянул за цепи, раздался громкий звон, но кроме новой боли в запястьях ничего не изменилось.

Хотелось бы мне, чтобы Поппет была здесь. Или кто-нибудь другой. Мне пришла в голову мысль.

— А что с моим снаряжением?

— А что с ним может быть? Оно у Фарда, вместе с вашими деньгами. Он продаст всё, чем вы владели, на рынке — так он разбогател.

— Откуда вы это знаете?

— У меня было время подумать. Кроме того, у Фарда определённая репутация.

— И всё же он смог вас поймать?

— Трюк с фонарём был для меня новым. Даже старой собаке приходится учиться новым трюкам, если она хочет состариться. Боюсь, я учился слишком медленно. Я, конечно, надеюсь, что моё красноречие удовлетворит голод львов, которым меня бросят на съедение, но должен признать, что у меня есть некоторые сомнения по поводу того, что я смогу пережить это кормление.

— Я уверен, вы приручите их своим языком.

Я встал, всё ещё неуверенно держась на ногах, но постепенно мне становилось всё лучше. Я снова осмотрел оковы. Только этот маленький штырь держал их защёлкнутыми. Он был вбит молотком.

Ещё один удар молотком со штампом заставит его выскочить. Однако у меня не было молотка.

Я попытался вытащит руку из железного кольца, но и это было бесполезно. Каким-то образом все эти годы у меня получалось избегать быть скованным в цепи, и теперь получение такого опыта озлобило меня.

Я закрыл глаза и попытался угадать, где находится Искоренитель душ. Но ничего не почувствовал.

Этот штырь. Такой маленький кусочек метала стоял у меня на пути. Я попробовал, смогу ли ударить по штырю другой манжетой. У меня получилось. Но штырь не сдвинулся с места. Я изучил его более внимательно: один конец был сплющен.

Поппет с помощью своего таланта высвободила бы цепь из стены, Лиандра или Зокора, наверняка, вспомнили бы какое-нибудь заклинание.

— Почему вы улыбаетесь? — спросил с любопытством Армин.

— Я только что подумал о моих спутницах, и как они будут реагировать, если окажутся пленницами.

— Я же уже сказал, они будут страдать больше, чем мы. Для нас всё просто. Проглотят и отрыгнут, и мы будем мирно покоиться в желудке льва. А перед ними целая жизнь, полная страданий.

Не в том случае, если я смогу это предотвратить. Но как? У меня был только незначительный магический талант, которого хватит, чтобы зажечь свечу. Я снова посмотрел на штырь. Линдара объяснила мне, как работает магия. Все вещи вокруг нас содержали энергию. Маг забирал эту энергию из своего окружения и преобразовывал. Должно быть тоже самое происходило, когда я поджигал или тушил свечу. Когда я её тушил, я отнимал у пламя энергию. Энергия — это тепло. Перед внутреннем взором я увидел, как Зиглинда поднимает Ледяного Защитника и прикасается к стальному копью. Он покрылся инеем, затем она легонько по нему ударила, и он разбился в дребезги.

Тот же принцип. Любой солдат знал, что сталь становиться хрупкой при низких температурах. Мечи легче ломались, когда были холодными.

Я направил все свои мысли на штырь в моей правой манжете. Я представил себе, что он пламя свечи. Как именно я делал то, что делал? Было похоже на то, будто я тяну за верёвку… Лиандра рассказывала мне о жилах из чистой энергии… Может мой скромный талант всё же не так сильно отличается от её?

— Что вы там делаете?

Армин. Моя концентрация тут же нарушилась, и я вздохнул.

— Я пытаюсь уговорить манжету. Чтобы не беспокоить вас, я делаю это тихо, — ответил я немного колко.

— Что ж, тогда продолжайте. Если мой голос способен приручить львов, тогда вам, несомненно, тоже удастся уговорить глупую манжету.

Я прикоснулся к штырю пальцем. Я ошибался, или он действительно стал холоднее? Лёд и холод. В последнее время я, воистину, повидал их достаточно. Солнце и жара, их тоже было вдоволь.

Я смотрел на штырь, с одной стороны холод, с другой жар и представил, как они чередуются, туда-сюда, туда-сюда, жар здесь, холод там, а теперь снова холод здесь, жар там… Я ощутил давление на виски, как всегда, когда поблизости творили магию, но в этот раз я был рад этому знаку.

Давление становилось всё сильнее, боль в голове возрастала, из глаз потекли слёзы, а болт, казалось, расплывается перед глазами. Воздух наполнило звонкое гудение, когда жар и холод менялись местами всё быстрее — крик измученного металла… И с треском, будто Варош выстрелил из своего арбалета, штырь сломался. Я медленно опустился на колени.

— Что там происходит! — раздался голос от двери камеры, но я был почти не в состояние поднять голову.

— Чужестранец не в своём уме! Он хрюкает, словно поросёнок! Заберите его отсюда, я хочу покоя! Прямо сейчас я пишу стихотворение об уродливых ногах твой дочери, и не хочу, чтобы мне мешали, — Армин потянул сильно за цепи, и они со звоном натянулись. Этот звон не сильно отличался от того, который был слышен, когда сломался штырь.

— Ха! — крикнул охранник. — Этим ты не сможешь бросить мне вызов. Боги одарили меня лишь сыновьями.

— Какое облегчение. Для женщины ноги были бы действительно уродливыми, но для ваших сыновей как раз впору. Благодарю вас за это вдохновение.

— Ты хочешь оскорбить меня?

— Я бы не посмел, о Отец Дубинок!

— Хорошо, смотри, чтобы так и осталось.

Я стоял на коленях и тяжело дышал.

— Что с вами? — спросил Армин.

Его голос действительно звучал обеспокоенно.