— И они знали, где мы, — заметил Варош. Он наклонился, чтобы рассмотреть рисунки, а затем покрасневшим пальцем коснулся портрета Зокоры. — Только на постоялом дворе она носила накидку вот так. Это было, когда у Ригварда начался мандраж из-за мороза. Первый день, когда она показала своё лицо, — он улыбнулся. — Тогда же я впервые её увидел.
Я тоже хорошо помнил тот момент. Он был прав.
— Прежде всего, как эти рисунки попали сюда? Требуются месяцы, чтобы преодолеть такое расстояние, разве что…
Я кивнул. Разве что эти рисунки тоже были пронесены через портал.
— Интересно, кто художник, — поинтересовался я.
— О, на это могу ответить я. У Хольгара были такие папки.
— Кажется, что как художник он был более талантливым, чем как охотник, — заметила Зокора.
Возможно. Хольгор слишком сильно полагался на свою магию; а почему бы и нет, она ведь почти сработала. Но только почти. Во всяком случае, рисовал он действительно хорошо.
— Если найдём оригиналы, то узнает, кто нас ищет. Потому что это всего лишь копии, — Варош ткнул пальцем в свой собственный портрет и поднял его вверх. Чернила отпечатались на его пальце. — Этим рисунком не больше одного дня.
— Как ты это заметил?
Мне самому не пришла бы в голову такая мысль.
— Мне также приходилось работать в скриптории. Священники говорили, что когда создаёшь копии слов нашего бога, это успокаивает душу. Я никогда не был в этом мастером, но быстро научился тому, сколько времени нельзя касаться пергамента. У этих чернил ещё есть определённый блеск. Как я уже сказал, они сохли не больше одного дня.
— Тогда кто-то раздаёт здесь наши портреты, — предположил я. — Но почему среди них Лиандра? Её же уже поймали.
— Может она не пожелала зайти на корабль, — предположила, улыбнувшись, Зокора.
Если она смогла освободиться… Мне так сильно этого хотелось! Но тогда её не будет на корабле. Если она не там, то где мне её искать?
— Если она смогла сбежать, тогда, скорее всего, вернулась к дорожной станции, чтобы узнать о вашей судьбе, — сказал Варош.
— Боги, надеюсь, что наши друзья смогли сбежать от этих работорговцев. Но то, что мы словно слепые, проезжаем мимо друг друга — досадно. Прежде всего потому, что мы не можем просто вернуться. Нам нужно найти корабль, чтобы обрести уверенность, — выкрикнула я и вскочил на ноги, я больше не мог сидеть на месте. — Но если она поехала в город, будет сложно найти её там. Газалабад похож на муравейник.
— Вас мы тоже смогли найти, — успокоил Варош.
— Кстати, кто бы не прислал этих охотников за головами, он богат. Этот пергамент новый и хорошего качества. Его не соскабливали, чтобы использовать повторно, — он посмотрел на него более внимательно. — И мне не знаком этот сорт.
— Это папирус, эссэры, — последовал комментарий Армина. — А не пергамент, — он протянул мне мою кольчугу. — Эссэри, я закончил работу. Так пойдёт?
Я осмотрел дыру, она была ещё заметна только по замененным звеньям, которые имели другой оттенок.
— Спасибо, Армин, хорошая работа.
Он засиял и глубоко поклонился.
— Я рад, эссэри, что угодил вам своей работой, потому что говорят, тот, кто хорошо и прилежно работает, обретёт благосклонность в глазах богов и попадёт в небесные…
Зокора посмотрела на него и приложила палец к губам.
— Мужичок, береги слова, как годы жизни, — промолвила она. — Псс!
— Простите, эссэра! Я только хотел…, - быстро начал он. Остальную часть речи он проглотил.
— Что такое папирус? — спросил его Варош.
— Что? — осторожно переспросил он, всё ещё глядя на Зокору, бесстрастно смотрящую на него.
— Папирус, — напомнил ему Варош.
— Что? О, да, конечно, эссэри. Папирус — это что-то вроде пергамента, но сделанный из тростника, — ответил Армин. — Не спрашивайте меня, как, эссэри, я только знаю, что для его изготовления использую тростник. Для ежедневных записей у нас берут папирус. Только для официальных документов, архивов, библиотек и храмов используется пергамент. А ещё им пользуются ростовщики.
— Видишь мужичок, ты можешь говорить и короче, — заметила Зокора.
Армин посмотрел на неё с укоризной.
— Но эссэра, боги дали людям слова, чтобы они ими пользовались! Как ещё вы хотите собраться с мыслями и передать их другим?
Она приподняла вверх бровь.
— Может бережливо?
— Разве не написано…
— Армин. Помоги мне одеть кольчугу, — прервал я.
— Думаю, он делает это намеренно, — заметил Варош, покрутив пальцами древко болта и осмотрев его сверху до низу. Затем взял маленький ножек и отрезал часть оперения. Он удовлетворённо кивнул, увидев мой вопрошающий взгляд. — Перья ворона. Я ещё не нашёл ничего лучше.
— Вороны. В Келаре мы использовали перья вороны, — промолвил я.
— Ворон лучше. Для болта перья должны быть жестче, чем для стрелы, поэтому я покрываю их лаком. Хавальд, я действительно думаю, что он делает это намерено.
— Армин?
Варош кивнул и взял следующий болт.
Даже я увидел, что тот кривой. Он с помощью плоскогубцев высвободил наконечник, а древко выкинул за борт.
— Для того, чтобы досаждать тёмному эльфу, нужна смелость, — сказал я.
— О, он ей не досаждает. Маленький мужичек забавляет её.
Я посмотрел на Армина, который как раз подносил ко рту одного из раненых бурдюк с водой.
— Он в порядке. И он не особо маленького роста. Не для здешних стандартов.
— Он едва выше Зокоры.
— Ты считаешь, что Зокора маленькая? — спросил я.
— Нет. Для меня как раз.
Я продолжал смотреть на Армина.
— Для некоторых он, возможно, тоже большой человек. Ты обращал внимание на его слова? Он образован. Он только притворяется, что маленькая сошка.
— Да, — ответил Варош. — Зокора тоже так сказала. Поэтому она пытается вывести его на чистую воду.
Я рассмеялся.
— Что? — удивился Варош.
— Ничего. Просто у меня прямо сейчас возникла абсурдная мысль. Что, если подобным образом он за ней ухаживает?
— Тогда я поговорю с ним, — сказал Варош, внимательно разглядывая следующий болт. Конечно, было совпадением, что наконечник указывал на Армина. — Но совсем коротко.
34. Птицы и змеи
Я находился на нижней палубе, в низком промежуточном помещении, где царила почти невыносимая жара.
Через открытый люк падали лучи солнца, в которых танцевали и светились тысячи пылинок. Оставаться здесь дольше было бы мучением.
С большим трудом и осторожностью мы перенесли Наталию сюда, очень осторожно, потому что я боялся её разбить.
Рядом с ней лежал голый и вспотевший охотник за головами. Ему всё ещё никто не сказал ни слова. Я в последний раз наклонился к Наталии и провёл рукой по каменной щеке. Могут ли что-нибудь видеть её открытые глаза?
Я не знал, как это возможно. Снова я прикоснулся к Искоренителю Душ, чтобы убедиться, что Наталия ещё пребывает среди нас.
Ничего не изменилось, мой меч видел её, даже если контуры не мерцали, а образовывали чёткую линию.
Затем я встал, покинул трюм и захлопнул за собой люк. Охотник за головами остался вместе с Наталией. Когда я положил его рядом с ней, и он понял, что статуя вовсе не статуя, он потерял надо собой контроль. Он обделался.
Зокора сказала, что его страх перед неизвестным наш лучший союзник. Я только надеялся, что он не доставит слишком много беспокойств Наталии.
Дерал, капитан «Копья Славы», подошёл ко мне. Он был чуточку выше Армина, но шире, крепкого и мускулистого телосложения — скорее всего из-за постоянной работы с тяжёлыми рулевыми вёслами, которых у дау была два, по одному с каждой стороны, соединённых поперечной балкой.
Он, как и весь его экипаж, был одет в широкие льняные штаны и ходил босиком. На его левой лодыжке блестела золотая цепь, а в левом крыле носа он носил золотое кольцо, и это почему-то меня завораживало. Его седая борода была аккуратно подстрижена, а лысина на голове загорела от солнца. Его глаза были тёмными и слегка миндалевидными, как у большинства жителей Бессарина.