Армин вернулся к нам с кошельком в руках.
— Эссэри, я же сказал, что это слишком много! — он плаксиво скривил лицо.
— Что такое? — набросился я на него. — Твоё задание было простым!
— Но у нас не осталось двадцать крон! — выкрикнул Армин со всеми признаками отчаяния в голосе.
Рядом со мной работорговец напрягся.
— Я взял на себя смелость, дополнить недостающее золото вашими старыми кольцами. Я взял только те, которые вы больше не носите. Я даже забрал кольцо у капитана, которое вы ему дали, с обещанием, что он получит новое.
Работорговец снова расслабился и рассмеялся.
— Дай посмотреть, червяк! — крикнул он, протягивая руку.
Армин немного помедлил, затем передал кошелёк работорговцу.
Я почти ожидал, что сейчас что-то произойдёт, потому что это был как раз подходящий момент. Армин был достаточно долго на борту, чтобы его успели посвятить в план, если таковой существовал. Но ничего подобного не случилось, всё оставалось спокойно. Глаза брата и сестры покоились на нас, они строили догадки, смотря на Армина и меня, но в основном не сводили взгляда с Армина.
Работорговец открыл кошелёк и принялся в нём рыться, добравшись до самого дна, чтобы проверить кроны и вытащить кольца для проверки.
Затем кивнул.
— То, чего не хватает, я тебе дарю, — промолвил он, слегка поклонившись и протянул мене три свитка. — В это трудно поверить, но твой слуга, впервые за всю свою бесполезную жизнь, сказал правду: хорошая сделка приносит удовольствие.
Все другие слова, покинувшие его рот, были ложью. Но это не важно. Я не знаю, кто ты и что хочешь скрыть, но в следующий раз следи за тем, чтобы обувь на твоём слуге была хуже, чем на тебе. Ни один слуга не носит сандалии из крокодильей кожи.
Мы все посмотрели на сандалии Армина. Армин выглядел смущенным, и мне почти показалось, что он покраснел.
Работорговец снова рассмеялся.
— Нас обзывают гиенами пустыни. Но кто приходит в наш лагерь для торговли, того мы не обманываем. Ещё один хороший совет. Не снимайте с них серебренных цепей. Никогда. Пусть боги даруют вам хорошее путешествие.
Затем он повернулся и ушёл, не оглядываясь.
Из-за куста, находящегося примерно в десяти шагах от меня, вылез Варош. Он тоже смотрел вслед работорговцу.
А затем посмотрел на обувь Армина.
— Я просто про неё забыл, эссэри. Кто в такой момент вспоминает о своих сандалиях! Ты стоишь на них, они пылятся, и ты о них забываешь. Разве вы всегда думаете о своей обуви?
Я сделал шаг в его сторону, и раздался звон.
— Да, Армин, — сказал я. — И причина — вот в этом.
Его глаза расширились, и он бросился на землю передо мной.
— Я немедленно сниму с вас эту обувь, — выкрикнул он и схватился за мои сапоги.
Я закрыл глаза, попросил богов о терпении и поднял ногу.
— Я знаю, что это очевидно, но Хавальд, это не наши товарищи, — заметил Варош, разглядывая бессознательную женщину и обнажённых брата и сестру, которые теперь гордо и внимательно оценивали взглядом и его тоже.
— Нет, — сказал я. — Это не наши друзья и не моя любимая, но я не смог оставить их там.
Я поджал пальцы ног на горячей земле, наклонился и забросил оба сапога в воду.
— Армин, отведи наших гостей к лагерю. Будь осторожен с варварами, там больше, чем видит глаз. И позаботься о том, чтобы эссэра, когда придёт в себя, смога помыться и переодеться. Возможно, — я сглотнул, — ты что-нибудь найдёшь для неё среди одежды Наталии.
36. Дочь из племени Льва
— Теперь мы отчаливаем, эссэри? — спросил Дерал, когда я ступил босиком на тёплые доски «Копья». Его люди подбирали арбалеты и разряжали, которые незаметно лежали позади борта корабля.
— Нет, — сказал я. — Мы должны ещё подождать. Или принять решение.
Его глаза расширились, когда он увидел, как Армин возле костра в тени брезента осторожно кладёт молодую дворянку.
— Боги! Этого не может быть! — воскликнул он и хотел поспешить к ней. Я остановил его.
— Дерал, ради нашей жизни, лучше её не знать, пока не придёт время, — он колебался. — Имя тоже не называйте.
Я незаметно указал на небо. Он посмотрел наверх и увидел одинокого стервятника, который всё ещё кружил над нами.
Я пошёл на корму проверить Наталию. Казалось, она выглядела всё также, а затем начал выбираться из грязной одежды. Хелис, которая нашла там в углу место для себя и Фараизы, взглянула на меня с детской улыбкой, покачивая в руках Фараизу. Младенец спал спокойно у её груди, насытившись грудным молоком.
Ко мне подошла Зокора.
— Это женщина из каравана, — тихо сказала она.
— Да. Скорее всего — это мать, — на Зокоре всё ещё было одето это воздушное платье. — Вам идут эти одежды.
— Я скажу Варошу, что ты восхищаешься моим телом. Это заставит его приложить больше усилий. Ты хороший любовник? — спросила она с взывающей улыбкой.
— Это, Зокора, не твоё дело.
Её улыбка стала шире.
— Я спрошу Лиандру, не одолжит ли она мне тебя на одну ночь.
— Вы этого не сделаете! — испуганно воскликнул я, но она только рассмеялась.
Из лагеря до меня донёсся гневный женский голос.
Брат и сестра, оба спокойно сидели в песке рядом с костром и пили из бурдюка, который протянул им Варош. Если учесть то, что работорговцы считали их такими опасными, то они были спокойны и воспитаны. О молодой дворянке этого утверждать было нельзя. Я увидел, как молодая женщина набросилась на Армина, наградив его градом ударов.
Он не защищался, только прикрывал лицо руками, пытаясь что-то ей втолковать.
Я бросился к ним, Зокора не отставала.
— Успокойтесь, о Цветок Милосердия! Вы… Ай!… здесь среди друзей… прошу вас… прек… ай!… прекратите… только не это!
Она его пнула. Он скорчился и повалился на бок.
Женщина вскочила и подбежала к одному из речных моряков. Тот от неожиданности, подняв вверх руки, отступил, но ей был нужен только кинжал, который она вырвала из его пояса. Оголённая сталь сверкнула на полуденном солнце, когда она угрожающе вытянула его.
Одна её рука была поднята вверх, в то время как сталь в другой медленно вырисовывала узор.
— Не смейте подходить ближе! — крикнула она, когда я выпрыгнул на берег. — Я вспорю вас и скормлю крокодилам!
Она отступала. Варош бросил на меня вопросительный взгляд, речной моряк тоже смотрел испуганно и в замешательстве.
Я даже не обратил на неё внимания, а сразу подошёл к Армину. Когда я помогал ему встать, я увидел, что у него на глазах слёзы.
— Ты в порядке? — спросил я.
Он только кивнул и беспомощно посмотрел на меня.
Появилась Зокора, она держала в руке свою духовую трубку, в её взгляде был вопрос.
— Иди на борт помойся и переоденься в чистую одежду, — сказал я Армину.
— Я сожгу мирру в храме Борона и буду молиться за ваши вечные муки. Бог справедливости услышит меня и одарит палача божественным мастерством, так, чтобы вы умирали тысячу дней. А потом я устрою пир, а ваша голова в заливной и на серебренном блюде с яблоком в зубах, как у свиньи, украсит мой стол.
У неё по щекам бежали слёзы, а гнев, печаль и ненависть в глазах показывали, что прямо сейчас она готова на всё.
Зокора подошла ко мне и теперь заговорила с женщиной.
— Ты слепая? Ты не видишь? — спросила она. Её голос был спокойным и невозмутимым. — Смотри, — молодая женщина заморгала. — Посмотри на чистую одежду. На жаркое над огнём, на чашу с фруктами и на воду рядом. Посмотри на ложе из подушек под прохладной тенью, — Зокора прикрыла глаза рукой и посмотрела на солнце. — Видимо оно всё объясняет, Хавальд, — обратилась она ко мне. — Жара выжгла ей весь разум, — она развернулась и прошла мимо меня к кораблю. — Забери у неё кинжал, пока она не поранилась, — сказала она, проходя мимо и исчезла на борту.