Роза повертела в руках вилку.
— У меня нет причин гордиться собой.
— Нет.
— Мне неудобно обращаться к тебе с такой просьбой, но.
— Но?..
— …можно мне вернуться домой?
На долю секунды Рассел прикрыл глаза.
— Понимаю, тебе не хочется, — продолжала Роза. — Честное слово, мне тоже, если ты понимаешь, о чем я, но ведь это ненадолго, всего на несколько месяцев. Если мне не придется платить за жилье, я начну возвращать долги по кредитке, а это значит очень много — да практически все… — Она умолкла. И с расстановкой добавила: — Пожалуйста, папа.
Рассел посмотрел на нее и грустно ответил:
— Мне очень жаль, дорогая, но все-таки нет.
Она уставилась на отца:
— Нет?!
— Я хочу помочь тебе. И я тебе помогу. Но домой ты не вернешься.
Роза ошеломленно выговорила:
— Но это же мой дом!
— В каком-то смысле — да. Это дом твоего детства и юности. А ты уже взрослая. Тебе нужен собственный дом.
— А как же! — воскликнула Роза. — В идеальном мире у меня давным-давно был бы свой дом! А его нет, и обзавестись им я не могу, понимаешь? Не могу получить то, что мне полагается, потому что так уж вышло! — Она впилась в него глазами. — Поверить не могу, что ты мне отказал.
Рассел вздохнул:
— Дело не в тебе. А в нас с мамой. И в том, что… словом, это наш дом.
— Дом твоей семьи.
— Да, пока дети не стали самостоятельными…
— А Бену позволили остаться, Бена всегда…
— Бен ушел, — перебил Рассел.
— Значит, комната для меня освободилась.
— Роза, — с неожиданной силой и нажимом объявил Рассел, — речь не о комнате — об отвлекающих факторах. О том, что нам с мамой вновь пора стать супругами, а для этого требуется время и место.
— Что?..
— Ты же слышала.
— Но я же не собираюсь вам мешать! — взмахнула руками Роза. — Открывайте друг друга заново сколько влезет, если вам приспичило…
Рассел осторожно возразил:
— Это не тебе решать.
Последовала пауза.
— Ясно, — изменившимся голосом сказала Роза.
— Вот и хорошо.
— Вижу, ты не желаешь упускать ни единой крошечной и драгоценной секунды маминого внимания.
— Нет, я…
Роза неуклюже поднялась, толкнув стол.
— Обманывай себя сколько угодно, папа, — заявила она, — но не надейся обмануть меня.
— Роза, Роза, я правда хотел бы тебе помочь, я на самом деле хочу…
— Не трудись, — перебила она, хватая сумочку, шарф и телефон. — Забудь, о чем мы говорили. Просто забудь мою просьбу, — и все. — Она повесила сумочку на плечо и снова смерила его гневным взглядом. — К счастью, друзьям не все равно, что будет со мной.
Глава 3
Эди наблюдала, как кот вьет гнездо в корзине с чистым бельем. Неглаженым — Эди так и не научилась воспринимать глажку белья спокойно, а не как источник неврозов, — но чистым, по крайней мере еще несколько минут назад. Кот рылся в корзине, пренебрежительно вываливал за бортики разную мелочь, уминал наволочки и рубашки, пока не получилась глубокая вмятина в центре и мягкие, уютные валики по краям, на которые так удобно положить подбородок. Наконец он гибко умостился в гнездо и закрыл глаза.
— Арси по тебе соскучился, — сказала Эди, разговаривая по телефону с Беном.
— Бедняга Арси. Но сюда ему нельзя.
— Я и не предлагала.
— У матери Наоми аллергия.
— Да?
— А в нашу комнату едва влезает кровать.
— Послушать тебя, не очень там уютно… — словно невзначай, заметила Эди.
— Тут круто, — возразил Бен. — Классно. Супер. Слушай, мне пора.
— Может, как-нибудь заглянешь на ужин?
— Э-э…
— Вместе с Наоми, конечно. Если хочешь, и мать ее приводи…
— Мам, я опаздываю, — напомнил Бен.
— Просто ужин — что тут такого?
— Бегу! — крикнул Бен кому-то, не слушая ее. — Бегу. Давай, мам. Все, меня нет!
Обойдя корзину с бельем, Эди принялась беспокойно перебирать бумаги на кухонном столе. Рассел буквально завалил ее каталогами, чего прежде никогда не делал, — каталогами садовой мебели, современных светильников и кратких поездок в Европу на выходные. Еще он покупал то цветы, какой-нибудь пучок анемон, за день выпивающих кувшин воды, то роман, удостоенный литературной премии, то флакон масла для ванн, пахнущего неведомым ей нероли. «Все это трогательно и мило, — думала Эди, перебирая бумаги, — но почему-то слегка раздражает». Такое поведение напоминало ей собаку сестры Вивьен — похожую на спаниеля шавку, которая вечно норовила забраться к кому-нибудь на колени и заглядывать в глаза так настырно и умильно, что оставалось только сунуть ей что-нибудь, лишь бы отвязалась. Не то чтобы Эди не нуждалась в цветах, маслах для ванн и выходных в Генте — ее не устраивали прилагающийся ко всем этим подношениям взаимные обязательства.