Зазвонил телефон.
— Заткнись! — крикнула Кейт.
Телефон прозвенел четыре раза и умолк. Помолчал и снова подал голос. Это наверняка Роза. Они с Кейт договорились подавать сигнал четырьмя звонками, еще когда учились в университете: сначала отделывались таким способом от нудных или настырных ухажеров, затем — просто чтобы проявить заботу друг о друге. Постанывая, Кейт заставила себя подняться, дотащилась до двери ванной, а затем до спальни, где трезвонил телефон, зарывшись в складки покрывала.
— Сдохнуть хочется, — сказала Кейт в трубку.
— До сих пор? Бедненькая.
— Уже четыре недели, даже почти пять. Ненавижу этого младенца.
— Попробуй лучше возненавидеть свои гормоны.
— Их сначала надо себе вообразить. Я не умею ненавидеть то, чего никогда не видела.
— Я подскажу тебе, кого надо воображать, — пообещала Роза, — можешь ненавидеть его сколько влезет. Билла Мортона.
Кейт переползла по кровати ближе к изголовью и упала в подушки.
— А что он натворил?
— Выгнал меня, — ответила Роза.
Кейт застонала.
— Роза…
— Знаю.
— Что ты такого натворила?
— Ничего.
— Просто так никого не выгоняют…
— Еще как выгоняют — в мире Билла Мортона, где каждый дрожит за свою шкуру. Уволить Хайди он не может: он трахнул ее и теперь боится, как бы она не подняла визг. А дела идут скверно, на зарплату всем нам денег не хватает.
Кейт перекатилась на бок и подмяла подушку под живот.
— Роза, эта работа была нужна тебе позарез.
— Да.
— Сколько, ты говорила, у тебя долгов по кредиткам — пять тысяч?
— Почти шесть.
— Лучше переселяйся к нам, поживи пока здесь…
— Нет.
— Барни не станет возражать.
— Станет. Как и ты. И я. И все-таки спасибо тебе, Кейт. Спасибо.
— Когда уходишь оттуда? — спросила Кейт.
— Уже ушла. Разобрала стол, свалила почти все в мерный мешок и бросила его в мусорку возле офиса.
— Значит, рекомендаций тебе не видать…
— Мне не нужны рекомендации.
Кейт тяжело вздохнула:
— Ох, Роза…
— Я что-нибудь придумаю.
— Например?
— Может, устроюсь в службу продаж по телефону…
— Я так жутко себя чувствую, что даже подбодрить тебя не могу, — призналась Кейт.
— А я до сих пор бешусь. Пока я в ярости, со мной все в порядке.
— И не переживаешь?
Последовала длинная пауза. Кейт сползла с подушки.
— Роза!
— Конечно, переживаю, — сказала Роза. — Не припомню, чтобы я когда-нибудь не переживала. Из-за денег.
— Но все эти… расходы…
— Да, — прервала Роза. — Меня они тоже пугают, но остановиться я не могу. Пока я была с Джошем… — Она осеклась.
— Да?..
— Ну, в то время хоть были причины — ужины, поездки в отпуск…
— Он тебя использовал.
— Ты всегда это твердила.
— И как видишь, я была права.
— Хм-м.
— Что же ты будешь делать?
Роза ответила с расстановкой, делая длинные паузы между словами:
— Не знаю. Не думала. Пока что.
— Вот если бы я могла…
— От тебя ничего не требуется. Я просто поделилась с тобой, но не для того, чтобы ты чувствовала себя обязанной хоть что-нибудь предпринять.
— Когда мне немного полегчает, чтобы не хотелось умереть каждую минуту, от меня будет больше толку.
— Тебе радоваться надо…
— Потому, что у меня есть все? — жестко, напрямик уточнила Кейт.
— Я не это хотела сказать…
— Но подумала.
— Конечно, подумала, — раздраженным тоном созналась Роза. — А ты чего ждала?
Кейт закрыла глаза.
— Иди.
— Уже иду. Просить милостыню у банкоматов.
— Я серьезно. Насчет твоего переезда к нам.
— Знаю. Спасибо.
Желудок Кейт налился тяжестью. Бросив телефон в продавленную среди подушек вмятину, она поспешно соскочила с постели, крикнула «пока!» и метнулась в ванную.
В сандвич-баре Роза купила мексиканскую лепешку с завернутым в нее салатом из фасоли и унесла ее на скамейку на Сохо-сквер. На противоположном конце скамейки сутулилась девушка в длинном сером плаще и темных очках, приглушенно и монотонно втолковывающая что-то по мобильнику. Она говорила не по-английски, в ее внешности было что-то неопределенное, неуловимое, но не английское. «Вероятно, латышка, или румынка, или даже чеченка, — подумала Роза. — Или эмигрантка, или в бегах; может, раньше она была секс-рабыней, сидела в комнате без окон с пятью другими девушками и обслуживала по двадцать мужчин за ночь». А может, продолжала размышлять Роза, разглядывая свою лепешку и жалея, что не выбрала другую начинку — неудачный какой-то цвет, — этой девушке жилось так тяжко, что по сравнению с ней нынешнее положение Розы — не более чем крошечное и ничем не примечательное пятнышко на сплошном фоне сибаритства и относительного процветания. Может, ее, Розина, беда — не обстоятельства, а извечные ожидания, ее убежденность в том, что стоит только постараться, захотеть, сосредоточиться, и желанный результат будет гарантирован, ведь существует же он где-то как награда для отважных.