Мы остановились перед дверью на студенческую сцену ― небольшой театр формата «черная коробка», предназначенный для сольных концертов и эксклюзивных выступлений. Сегодня здесь заканчивалось мое обучение и начиналась следующая глава моей жизни. Хотелось надеяться, что эта глава закончится счастливо.
Дверь открылась, и из нее вышла темноволосая девушка с футляром для флейты. У нас было несколько совместных курсов и семинаров, поэтому, несмотря на волнение, я сказала: ― Вероника, надеюсь, все прошло хорошо. Рада тебя видеть.
― Спасибо… ― Она сделала паузу, на ее лице появилась дружелюбная улыбка. Ее глаза расширились, и она оглядела меня с ног до головы. ― Тея?
― Новое платье, ― сказала я, стараясь говорить непринужденно.
― Как минимум. ― Она рассмеялась. ― Ты выглядишь сексуально. Твое финальное выступление?
Я кивнула, тревога вернулась при этом напоминании. Я крепко сжала футляр для виолончели, чтобы не уронить его трясущимися руками.
― Знаешь, я почему-то решила, что ты ушла из школы. Я рада, что ты этого не сделала, ― быстро добавила она.
― У меня просто были кое-какие семейные дела, ― соврала я. ― Но мне разрешили участвовать в экзаменах. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы я смогла закончить школу.
― С тобой все будет в порядке. Ни пуха, ни пера.
Она радостно направилась на выход, избавившись от страха перед сценой, который испытывала еще полчаса назад. Я завидовала, глядя, как она уходит.
― Они готовы принять вас, ― сказала мне ассистентка, открывая дверь.
Я улыбнулась ей, проходя внутрь. Это была традиционная «черная коробка»: маленькая, темная и квадратная. Сиденья были выстроены вокруг открытого пространства в центре. Большинство из них были пусты, за исключением одного ряда. Ближе всего ко мне сидела элегантная чернокожая женщина, делавшая заметки на iPad. Я ее не узнала. На следующих двух местах два профессора, у которых я прослушала различные теоретические курсы, о чем-то тихо переговаривались. Но мужчина в конце ряда встал. Профессор Маклауд приветливо посмотрел на меня. Он спрятал телефон в свой твидовый пиджак и подошел ко мне.
― Мисс Мельбурн, ― тепло поприветствовал он меня. ― Я так рад, что вы смогли вернуться и закончить семестр.
― Я тоже, ― пробормотала я, неуверенно принимая рукопожатие. С тех пор как искра чуть не испепелила меня заживо, я избегала соприкосновения с чьими-либо ладонями, даже ладонями Джулиана. Но когда я взяла руку профессора Маклауда, электричества не было. Я немного расслабилась и выдавила из себя искреннюю улыбку. ― И спасибо вам. Я знаю, что это одолжение.
― Я бы сделал это и без щедрой взятки от вашего жениха, ― сказал он тихо, ― но мы все равно с радостью возьмем его деньги.
Мои щеки горели. По крайней мере, Джулиан больше не говорил людям, что он мой муж. Но я не стала поправлять профессора Маклауда. ― Он очень щедр.
― И поздравляю, ― добавил он. ― Полагаю, это объясняет ваш внезапный отпуск.
Мои губы сжались в тонкую линию, и я кивнула. Этот разговор никак не помогал мне успокоиться.
― Мак, ― позвал один из них. ― Думаю, Диана наконец-то готова.
Чернокожая женщина с недоумением подняла одну бровь и наклонила голову. ― Я готова.
Я наконец узнала ее. Диана Джеймс была вундеркиндом и импресарио, игравшим не менее чем на пяти инструментах, включая виолончель. Она выступала на сценах по всему миру. Я видела фотографии и видеозаписи ее выступлений, но была удивлена, узнав, насколько она молода.
― Прежде чем Тея начнет, поскольку это ее последнее выступление в Ласситере перед тем, как романтика унесет ее… ― я слегка вздрогнула от подтекста в словах профессора Маклауда, ― мисс Мельбурн ― необыкновенно одаренная виолончелистка. Мне было приятно наблюдать за развитием ее природного таланта в течение последних четырех лет, несмотря на значительные трудности.
Глаза Дианы скользнули по моему дорогому платью, словно сомневаясь в правдивости его слов. Возможно, мне следовало надеть старое поношенное платье, которое я хранила для таких моментов. Но на ее царственных чертах ничего не отразилось.
― Спасибо, ― тихо сказала я.
Он наклонил голову, и я прошла к стулу. Я вынула виолончель из футляра, и среди присутствующих раздался легкий ропот удивления. Я покраснела, вспомнив, что это не просто студенческая виолончель. Профессора, должно быть, тоже поняли. Они перешептывались между собой, но Диана оставалась неподвижной. Ее лицо было бесстрастной маской. Учитывая уровень ее известности, я сомневалась, что дорогие виолончели могли произвести на нее большое впечатление.