Курт Ауст
Второй после Бога
This translation is published with the financial support of NORLA
© 2003 H. Aschehoug & Co (W. Nygaard), Oslo
© Л. Горлина, перевод на русский язык. Наследники. 2014
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2014
© ООО “Издательство АСТ”, 2014
Издательство CORPUS ®
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)
Посвящаю памяти моих родителей
Фрагмент карты Йенса Сёренсена 1710 года “Из Скагена-Гётеборга в Христианию и Арендал”. Карта отражает точку зрения Королевского Директората Морских карт, считавшего, что “в Норвегии морей нет”. Иначе говоря, она нарисована по другим картам того времени.
Жители Фло вырезали две фигуры святых, дабы почтить этих святых, и относились к ним с божественными почестями.
Это почитание огорчало господина пастора, который по этой причине, – в минуту, когда его героический дух был особенно возмущен, – выбросил эти фигуры в реку, бегущую вдоль кладбища во Фло.
Глава 1
Give every man thy ear, but few thy voice; take each man’s censure, but reserve thy judgement.
Я с удивлением смотрю на эти слова. Снова и снова читаю их, разбираю старинные буквы и английский язык слово за словом: “Всех слушай, но беседуй редко с кем. Терпи их суд и прячь свои сужденья”[1], – и всякий раз прихожу к одному и тому же выводу: это слова Томаса!
В смятении я листаю эти записки – очень похоже, что это откровения безумца, вывернувшего себя наизнанку, после чего некто приложил усилия к тому, чтобы сжечь и утопить эти письмена. И вот среди потока слов о призраках, интригах и убийствах вдруг появляется фраза, простой и разумный совет, от которого у меня перехватывает дух, и я вижу живого Томаса, произносящего эти слова.
Его слова. Его совет. Как они сюда попали? Как неожиданно возникли на случайном листе бумаги, найденном мною в доме случайного торговца, у которого я живу на каком-то случайном острове, неподалеку от которого мы сели на мель. Слова Томаса, написанные по-английски.
Я зову Барка, мне хочется пить, жажда дерет горло и доводит меня до безумия. Вот он поднимается со своего тюфяка у двери и входит ко мне, спокойный, надежный, как всегда, – такой уж он есть, этот высокий человек. Вода успокаивает меня, я снова листаю страницы, снова читаю те слова и вижу, что они не меняются. В смятении я откладываю бумаги и оглядываю комнату. Нет, невозможно, чтобы два человека написали одинаковое отеческое наставление. Или все-таки возможно? Нет, только не так точно, слово в слово, такого не бывает. У меня есть два предположения: либо Томас написал эти слова и отослал кому-то, кого я не знаю, либо процитировал кого-то, не сказав, кому принадлежит это высказывание и откуда он это взял. И то и другое одинаково возможно. Когда мы впервые встретились, Томас уже прожил половину своей жизни, к тому же жизнь время от времени разводила нас в разные стороны и была так богата событиями, что мы не все успевали рассказать друг другу. Да и вообще Господин не все рассказывает своему Слуге. Это естественно.
И тем не менее я не могу оторваться от этих строк, написанных на старой бумаге.
Барк ждет, глядя на меня. Я машу ему, чтобы он ушел, – он мешает мне думать.
Каморка маленькая, в ней гуляет сквозняк, пламя дрожит, как ноги у старика, ровный ручеек стеарина стекает по одной стороне свечи и капает на пол. Я нахожусь на острове Лэссёйен. Не по своей воли, а вопреки ей. Неужели такова воля Божия?
Я не совсем понимаю Его намерения в отношении меня. Не понимаю их с самого Виборга, когда несколько недель назад Он позволил половине моей жизни, моему господину и ученику, при котором я состоял почти три десятилетия, князю Реджинальду, отказать мне от места и навсегда покинуть меня. Мой немецкий князь… поправка: мой бывший немецкий князь, которому я преданно служил как домашний учитель еще тогда, когда он был дерзким восьмилетним сопляком… – или девятилетним?.. – уже наверняка покинул Данию и отправился в свое небольшое княжество. Сущий пустяк задел его гордость и высокородную честь подобно горящей стреле, он вскипел, и между нами произошла ссора, из-за которой мы расстались далеко не друзьями. О, как бы мне хотелось, чтобы этого не было!