Ответ на вопрос о причинах принятых Бенешем судьбоносных решений следует искать в конкретно-политической обстановке того времени, и, прежде всего, во внешнеполитических факторах, расстановке сил на международной арене. На это обстоятельство также обратил особое внимание один из самых серьезных исследователей политики Бенеша в последние годы Йиндржих Деймек, подчеркнув минимальные возможности небольших государств, расположенных по соседству с тоталитарными (и, думается, вообще великими державами), отстаивать свою независимость, свою самостоятельную позицию, свои национальные интересы. Если рассматривать Мюнхен в свете великодержавной политики, считает Деймек, то он предстает «не только как крах чехословацкой государственной идеи или даже продукт личных ошибочных действий второго президента Чехословацкой республики, но гораздо более в виде общей проблемы существования небольших государств в Европе, как и на других континентах, если они (малые государства. – В. М.) становятся объектом своеволия более сильных соседей». Э. Бенеш, «как и большинство политических руководителей малых государств в Европе, временно отступил перед брутальным нажимом, однако благодаря своим систематическим дипломатическим усилиям в конце концов сумел добиться не только включения программы восстановления Чехословакии в планы Антигитлеровской коалиции, но, более того, [восстановления государства] в домюнхенских границах»[3].
Важно отметить, что Бенеш являлся не только политиком, но и ученым. Он считал, что политика должна проводиться на научной основе. Очевидно, к нему можно было бы применить современный термин «политолог». Наукой Бенеш стал заниматься даже раньше, чем политикой, проявив при этом особый интерес к социалистическим учениям[4]. Находясь на высоких государственно-политических постах, он продолжал научную деятельность[5].
Интерес к колоритной фигуре Э. Бенеша, политика не только чехословацкого, но и европейского уровня, был проявлен еще при его жизни. Благодаря своей политической и научной деятельности он стал популярен в стране, прежде всего, в чешских землях, и известен мировой общественности. Достаточно широко отмечались его пятидесятилетие (1934) и шестидесятилетие (Лондон, 1944). Появившиеся тогда работы носили преимущественно, как и все юбилейные труды, хвалебный характер. Впрочем, некоторое представление о Бенеше как о человеке и политике можно почерпнуть и из характеристик, данных ему современниками. Конечно, нельзя не учитывать их субъективность, но оценки хорошо знавших Бенеша людей добавляют живых красок в его политический портрет. Вот каким видел президента знавший его многие годы Яромир Смутны, сотрудник и единомышленник (в главном) Бенеша, в эмиграции выполнявший обязанности начальника его канцелярии. Это – дневниковая запись марта 1940 г., не рассчитанная на широкое читательское внимание, и тем более ценная: «Бенеш – это выдающийся стратег и тактик, величайший Макиавелли нашего времени, но ему не дано привлечь массы, передать им ощущение радости от труда, сознание единства, совместной борьбы, страданий и радостей. Он не вызывает доверия. Инстинктивно люди, которые к нему приближаются, испытывают постоянное ощущение некоей недоговоренности, ощущение, что Бенеш использует их в каких-то своих планах, о которых им прямо не говорит. Люди уходят от него убежденными, но не привлеченными на его сторону, получившими уверения, но не полюбившие его. Это судьба всех эгоистов: люди считаются с ними, признавая их достоинства, но не любят их. Эгоисты внушают страх и послушание, но когда им плохо, они остаются вдруг в абсолютном одиночестве. И это потому, что когда у них все было хорошо, они не смогли понять других; это – возмездие в моменты их поражения… Мы признаем Бенеша, поскольку он выделяется среди нас своей интеллигентностью, упорством, работоспособностью», но «в его характере отсутствует все человеческое. Это – машина для размышлений и работы, без человеческих эмоций, но с человеческими слабостями… Я не встречался с человеком, который был бы Бенешу по-человечески предан. Я не встречал человека, который мог бы с ним поговорить по-человечески, поговорить о том, что может кого-то огорчать, радовать. Бенеша никогда это не интересовало, и это по отношению к любому. Нет, нельзя сказать, чтобы он не помогал, наоборот, он стремился в этом случае или дать денег (иногда из своих), или походатайствовать за кого-то». Но, по словам Смутного, «он бесчувственен по отношению к другим, как и по отношению к себе… У него нет личных потребностей, он скромен, не пьет, не курит… Ничего в нем не вызывает волнения, я ни разу не наблюдал блеск удовольствия в его глазах, когда он видел красивую женщину. Он никак не проявляет, и, вероятно, особенно не ощущает удовольствия от хорошей еды или напитка. Не курит. Ему не интересно куда-то ездить. Он не любит быть в обществе, любит видеть вокруг себя людей, с которыми можно говорить о политике, дискутировать с ними, но не считает нужным собирать вокруг себя людей ради совместных развлечений. Политика для него – всё…». Я. Смутны отмечал, что, утратив человеческие контакты с людьми, Бенеш часто судит неверно, «когда у них играют роль иные, чем политические, мотивы»[6].
3
Amerling K. Vzpomínky z gymnasia // 50 let Edvarda Beneše. Praha, 1934. S. 38 (Zeman Z. Edvard Beneš. S. 12).
5
Социальный дарвинизм (социал-дарвинизм) – идейное течение в обществоведении конца XIX – начала XX в., которому свойственно сведение закономерностей развития человеческого общества к закономерностям биологической эволюции и распространение принципов естественного отбора, выявленных Чарльзом Дарвиным в природе, на отношения между людьми.
6
Beneš Е. Několik slov о Masarikové vlivu na mládež // Česká mysl. XI. Č. 2–3. 1910. S. 211 (Zeman Z. Edvard Beneš. S. 13).